ПАГУБНЫЕ СЛЕДСТВИЯ
САМООПРАВДАНИЯ

 

 

 

Окончание. Начало см. на стр. 4

 

Говорить ли уже о том, как на деле мы обращаемся с заповедями Божиими? Приводить ли образцы и примеры нашего самоизвинения в нарушении их? Каждый из нас, взглянув по совести на свою собственную жизнь, легко увидит это несчастное собрание речей лукавых, которыми мы освобождаем себя – и от законного препровождения дней, посвященных Господу, и от строгого исполнения обязанностей по отношению к родителям, и от неприкосновенности чужой собственности и чести, и от сохранения безопасности и счастья своего ближнего, и от соблюдения во всей строгости целомудрия. Мы говорим: «Невозможно не согрешить против всех этих заповедей». Правда; но, если согрешил, и говори, что согрешил, и приноси покаяние; но стой перед законом прямо в благоговении и страхе, не лукавь, не ищи себе двусмысленных извинений, а проси помилования у Господа и помощи благодати Его в борьбе с грехом на будущее время.

Если закон Божий есть для нас зеркало, в котором мы можем и должны видеть пятна и повреждения на душе нашей, чтобы по его указаниям исправлять и очищать себя, – то мы нашими оговорками и исключениями повредили и запятнали в нашем уме и сознании это самое зеркало; мы лишили его надлежащей верности в отображении наших пороков, а в слово Божие для поверки своего сознания и для восстановления в уме нашем во всей ясности закона Божия – не заглядываем. Вот почему наша жизнь, даже и при внутреннем своем безобразии, кажется нам добропорядочною и благовидною, доколе не прорвутся из нее, как из прикрытой пропасти, чудовища ужасающих преступлений. Вот почему мы не чувствуем нужды ни в покаянии, ни в исправлении, ни в нравственном самоусовершенствовании. У нас в наших потемках – все прекрасно.

 

2. ОСЛЕПЛЕНИЕ СОВЕСТИ

 

Второе неизбежное последствие самоизвинения во грехах есть отупение нашей совести. Совесть есть отзыв сердца, или всей чувствующей духовной природы нашей на всякую мысль и желание, переходящие в жизнь. Отзыв этот в неиспорченном сердце бывает радостный при появлении доброй мысли и при совершении доброго дела, – скорбный и болезненный при совершении преступления. Чувствуя на себе тяжесть греха и стремясь по природе к духовному совершенству, мы жаждем мира совести или того сладостного ощущения от согласия и легкости в деятельности всех наших духовных сил, какие дает нам исполнение закона Божия: По внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием (Рим. 7, 22), – говорит Апостол; Открой очи мои, и увижу чудеса закона Твоего (Пс. 118, 18), – молится псалмопевец. Поэтому тем живее порыв нашего сердца к нашему исправлению, чем яснее в уме нашем представление о величестве Божием и благотворности Его закона.

Выражаясь страхом осуждения при обозрении соделанных нами грехов, одобрением при исправлении, дерзновением и радостью при внутренней правоте, – этот голос сердца, или совести, является постоянным внутренним показателем состояния нашего духа, так что его можно сравнить с теми инструментами, которыми мы пользуемся для различения перемен воздушных. Доколе этот духовный снаряд в нас не поврежден – показания его верны; в противном случае мы постоянно находимся в заблуждении относительно своего нравственного состояния. Мы можем быть спокойны, но не от того, что освободились от опасности осуждения, а от того, что не чувствуем этой опасности; мы можем быть бодры, даже дерзновенны (или, правильнее, – дерзки), но не потому, что освободились от уз греха, а потому что сбросили с себя узду закона; мы можем быть веселы, но не от радостного ощущения мира совести, а от взыграния сердца, возбужденного плотскими удовольствиями. И как при представлении себе во всей доступной нам ясности величества Божия и святости Его закона мы постепенно возвышаемся к тому состоянию, которое на языке библейском называется хождением пред Богом, или пребыванием в чувстве присутствия Божия и страхом Божиим, – так при удалении из души нашей памяти о Боге мы постепенно переходим в безстрашие, безчувствие и погружаемся в то ужасное состояние, которое в слове Божием называется безпробудным сном и духовною смертью (ср.: Еф. 5, 14), когда человек видя не видит, и слыша не слышит (ср.: Мф. 13, 13), когда на него, как на мертвый труп, и самый гром небесный не производит никакого впечатления.

 

 

К таким-то состояниям и приводят нас постепенно и незаметно это выговаривание себе из закона Божия послабления и позволения на то или другое, несогласное с точным его смыслом, – это оправдание себя в нарушении заповеди, как в деле не особенно важном, – это удаление от себя всякой мысли об ответственности по надежде на благость Божию в такое время, когда надлежало бы думать о правде Божией. Последний исход такого состояния есть привычка ко греху, несчастная способность уживаться с ним, заглушать ропот совести и искать счастья не в совершенстве духа, а в свободе плотской жизни и в обилии ее наслаждений. Бывали ли вы, слушатели, в ночлежных домах больших городов, где ютится нищета и порок? Выходя из подобного убежища, грязного и смрадного, вы с ужасом спрашиваете себя: как тут живут люди? Но они живут в этой нечистоте и духоте, потому что прижились, придышались, привыкли. До такого же состояния доходит и душа грешника, все себе прощающего и во всем себя извиняющего.

 

3. ПРЕЗРЕНИЕ ЗАКОНОВ
ЦЕРКВИ

 

Наконец, самоизвинение есть главнейшее препятствие к употреблению для нашего исправления единственно верных средств, предлагаемых нам Церковью. И самый безпечный из нас знает, что освобождение себя от греховных привычек и приучение в добродетели невозможно без тяжкой борьбы и великого труда. И сколько бы мы не увлекались ложными мыслями относительно Святой Церкви нашей, но при небольшом внимании к себе и при первых попытках к исправлению мы сознаемся, что нет для нас нигде иного надежного руководства для покаяния и исправления, кроме Церкви, ее учения, правил и предписываемых ею упражнений. Большинство же православных христиан наших, благодарение Богу, еще не сомневается в этом.

 

 

Но посмотрите, сколько и здесь вредят нам – самоизвинения, саморазрешения, оговорки и исключения. Если бы при лечении телесной болезни кто позволил себе такие уклонения от предписаний врача, какие мы позволяем себе относительно заповедей Церкви при врачевании больных душ наших, – мы сочли бы это безрассудным, мы сказали бы такому больному: «Ты умрешь». Но это именно преступное легкомыслие мы и позволяем себе, когда, например, на заповедь Церкви о воздержании от излишеств и увеселений говорим: «Мы этого не можем, от этого больны, это противно принятым обычаям». Относительно молитвы говорим: «Нам некогда»; относительно духовного чтения для отрезвления ума: «Это не наше дело, а духовенства»; относительно бдения над помыслами и пожеланиями и борьбы с искушениями: «Это дело монахов» и т. д.

Есть поучительное в этом отношении для нас сказание из жизни одного из наших святых подвижников. К знаменитому старцу пришли иноки просить указания для них высших подвигов духовного совершенства, но на слова подвижника о высших подвигах поста, бдения и молитвы они отвечали: «Мы этого не можем, и этого не можем, и этого не можем». Тогда старец, выслушав эти ответы гостей своих, говорит ученику своему: «Накорми их и отпусти». Если и для нас в деле самоисправления одно лишнее, другое трудно, третье не соответствует нашему общественному положению, – то и нам ничего не остается более, как погружаться в жизнь чувственную и, по слову Апостола, жить по нашим плотским похотям, исполнять желания плоти и помыслов и оставаться, как были люди до искупления, – по природе чадами гнева (Еф. 2, 3). Но тогда мы должны уже отказаться и от имени христианского, и от надежды спасения.

 

ОБРАЗ ПОКАЯНИЯ

 

Чтобы мы не забывали этого учения о трезвенном стоянии в духе пред Богом и святым Его законом, Господь воплотил для нас это учение в одном прекрасном образе и, конечно, с целью, чтобы мы чаще восстановляли этот образ в своем воображении. Мы говорим о мытаре кающемся. Он в своей молитве о прощении грехов не фарисействует, не говорит о своих добрых делах, которые, конечно, и у него были, не оправдывает себя в притеснении народа при сборе податей и в обидах бедным людям тем, что это неизбежно, что это сопряжено с его несчастною должностью, что у него самого семейство, что все так делают, и т. п. Став вдали от алтаря Господня, у порога храма, он, как истинно сознающий вины свои грешник, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! Будь милостив ко мне грешнику (Лк. 18, 13). Аминь.

 

Архиепископ
Амвросий (КЛЮЧАРЕВ)

 

Произнесено 1 марта 1884 года
 в Харьковском кафедральном
 соборе на Литургии
 Преждеосвященных Даров

 

Полное собрание проповедей
высокопреосвященнейшего
 архиепископа Амвросия, бывшего
Харьковского, с приложениями:
В 5 т. Харьков, 1902. Т. 3. С. 86–94.