КАЛЕНДАРНАЯ СМУТА
В БОЛГАРСКОЙ ЦЕРКВИ

 

Купол храма св. ап. Луки в Покровском
Княжевском монастыре

 

 

Продолжение. Начало см. на стр. 2

 

Я слышал, что Священный Синод готовит и другие изменения – сокращение постов и богослужений. И, видя наступательное движение экуменизма, переживал, что активизировавшиеся реформаторы уже завтра могут потребовать новых преобразований. До чего они способны дойти, следуя по этому пути? Экуменизм, ратующий за «сближение церквей», т. е. за соединение истинной Церкви Христовой с теми, кто церковью не являются, отменой старого стиля и принятием нового полагал начало реализации своих более грандиозных планов. Могу ли я принять эту реформу? Совесть не позволяла мне соглашаться с такими новшествами.

Кроме того, в процессе изучения вопроса стало очевидно, что календарная проблема во Вселенской Православной Церкви уже давно соборно решена и авторитетно утверждена в пользу старого стиля. <…>

Такими и подобными святоотеческими мыслями я укреплялся и воодушевлялся, потому что – надо признаться – по человеческой немощи порой унывал, падал духом и смущался от мыслей, что буду делать, если действительно из-за моего упорства последует извержение. Опасность лишиться дорогого для меня священнического достоинства мучила меня так сильно, что иногда я хотел, чтобы Господь поскорее забрал меня из этого мира и я не дожил бы до этого. <…>

Так прошло три месяца с введения нового стиля. Епископ Парфений, викарий Его Святейшества, как друг несколько раз вызывал меня на разговор и упрашивал отказаться от старого стиля, убеждая, что вопрос этот – не догматический, не канонический, а только, по его словам, научно-астрономический. Он напоминал мне и об угрозах Патриарха, и о том, что я сам уготовляю себе тяжелое будущее. Епископ Николай, ректор Духовной академии, также мой хороший друг, приходил ко мне домой и просил меня не делать необдуманных шагов. Он уверял, что новый стиль постепенно будет принят всеми Православными Церквами. «Где тогда окажетесь вы с отцом архимандритом Сергием, если изолируетесь таким образом? Какая будет польза, если вы уйдете из Духовной академии, освободив тем самым место людям неблагонадежным?..»

Напряжение росло изо дня в день, и наконец достигло кульминационной точки – 28 марта, когда сам Патриарх на заседании Священного Синода в полном составе перед всеми митрополитами Болгарской Православной Церкви поставил вопрос о нашем с отцом Сергием поведении в связи с принятой БПЦ календарной реформой. Он сказал о нас много недобрых слов – что мы вносим раскол в Церковь, что раскол хуже ереси, что мы подрываем церковную дисциплину и соблазняем своим поведением других, что мы имеем влияние на студентов и потому в отношении нас необходимо принять строжайшие меры, первая из которых – увольнение из Духовной академии. После этого он упомянул запрещение и даже извержение из сана и добавил, что собирается судить нас лично, поскольку мы состоим в клире Софийской епархии, а затем отдаст наше дело на утверждение Священному Синоду, и потому тот из архиереев, кто попытается нас защитить, станет противником Патриарха. Об отце Сергии Его Святейшество добавил, что после введения нового стиля тот демонстративно покинул Русский храм, где до этого регулярно служил. А обо мне – что я подготовил документы для выхода за штат, но что мне это никак не поможет.

 

ВСТРЕЧИ
С ПАТРИАРХОМ КИРИЛЛОМ

 

4 апреля [1969 г.] я направился в Священный Синод с твердым решением лично встретиться с Его Святейшеством Патриархом Кириллом. Как он меня примет? Сильные переживания последних дней сокрушили мое сердце. Безсонные ночи обезсилили меня физически. Но духом я был бодр, тверд и спокоен. И чтобы укрепиться еще более, по пути в Синод я зашел в Русский храм и там у гроба архиепископа Серафима долго молился, прося его о заступлении.

Его Святейшество встретил меня довольно холодно. <…> Он <…> сказал:

– <…> За два года до проведения реформы я спрашивал Русскую Церковь, что они думают. И сейчас снова спросил. Они мне ответили: «Введите новый стиль! Этим вы и нам поможете». Они тоже хотят перейти на новый стиль. Но пока там есть трудности из-за множества старообрядцев и традиционалистов. Но Московский Патриарх полностью согласен со мной. Также и Ленинградский митрополит Никодим ((Ротов), – примеч. пер.). Он приезжал на Рождество не для того, чтобы нам помочь, а из-за Княжевской обители (женский монастырь в честь Покрова Пресвятой Богородицы, созданный в Софии свт. Серафимом для своих духовных чад. – Примеч. пер.), которая выступила против реформы. Я его не звал, потому что прошлым летом был там. Митрополит Никодим, надо сказать, очень разочарован абсолютной неподатливостью княжевских монахинь и даже сказал мне: «На Вашем месте я бы их не терпел». <…>

 

 

7 июня рано утром я пришел помолиться на могилу архиепископа Серафима, прося его молитвенной помощи во вновь возникших сложных обстоятельствах. Особенно просил его умолить Бога смягчить сердце Патриарха Кирилла к Княжевскому монастырю Покрова Пресвятой Богородицы и к нам с отцом Сергием.

В 10:30 я уже был в митрополии, где Патриарху доложили обо мне. Он ответил, что примет меня. Я ожидал в приемной, находившейся в непосредственном соседстве с кабинетом епископа Парфения. На этот раз я хотел избежать встречи с ним, но он, уведомленный помощником, неожиданно вышел и спросил меня:

– Что это за протест? Ты здесь – и не заходишь ко мне?

Я объяснил, что в любой момент жду приглашения Патриарха.

– Будешь служить со мной? – спросил он.

– Не могу, – твердо ответил я.

Это его сильно задело, и он взорвался:

– Я – еретик? Моя служба – неправославная?

– Вы сказали эти слова, – парировал я. – Я их не говорил.

– Но ты это показываешь своим поведением!

– Не все так просто, Владыко! Есть и глубинные вещи.

– Неужели я так глуп, что не смогу их понять?! Объясни мне!

– Это вопрос совести.

– У меня нет совести?!.. <…>

– Вот поэтому, Владыко, я и не хотел заходить к Вам – потому что всякий разговор превращается в спор.

– Да, тебя ничто не убедит. Даже если тебя осудят, ты не примешь новый стиль?

– Нет.

– Это упрямство! Прелесть! Духовно прельщенного не убедят никакие доводы. <…>

После этого тяжелого разговора я увидел Его Святейшество. Он благословил меня и спросил, как я. <…>

Возвращаясь к вопросу о расколе, сказал:

– Я не потерплю раскола. Буду его искоренять, если потребуется, и политическими средствами – только между нами. Если и экзарх Стефан ((Шоков); см: Кострюков А.А. Экзарх Болгарской Церкви Стефан и Московская Патриархия. Вестник ПСТГУ II: История. История Русской Православной Церкви. 2013. Вып. 5 (54). С. 31–43. – Примеч. пер.) не останется в Софии, то тем более – княжевские монахини. <…> У меня есть идея обособить их где-нибудь в провинции как скит – абсолютно изолированный от мира.

– Тогда они смогут служить по старому стилю? – спросил я.

– Да, но без пропаганды, без привлечения людей. Пусть занимаются земледелием и тяжелым трудом добывают пропитание. Если не подчинятся, две Серафимы (игумения монастыря Серафима (Ливен) и монахиня Серафима (Ястребова), духовные дочери свт. Серафима. – Примеч. пер.) будут расстрижены и пусть ходят в мирском по Софии – они же ее жительницы. А прочих сестер отправим по домам. Архимандрит Пантелеимон ((Старицкий), духовный сын свт. Серафима, – примеч. пер.) будет извержен. Также и иеромонах Серафим ((Дмитриевский), тоже духовное чадо святителя, – примеч. пер.), который у них служит. <…> Бывшая игумения хотела поговорить со мной, но мне не о чем с ними разговаривать.

 

НАШЕ ЗАПРЕЩЕНИЕ

 

<…> 17 июня Его Святейшество предложил, а Священный Синод утвердил, что мы с отцом Сергием и двумя клириками Княжевского монастыря Покрова Пресвятой Богородицы отцом архимандритом Пантелеимоном и отцом иеромонахом Серафимом отправлены под запрет, т. е. не можем служить и налагать епитрахиль – безсрочно, пока не покаемся. А сестрам Покровского монастыря предложено переместиться в Гигенский монастырь – Брезнишко, дабы вдали от мира там служить по старому стилю и не привлекать внешних людей. <…>

 

Продолжение см. на стр 7