Пророки Русского народа

 

Заявление св. Иоанна Кронштадтского
о вступлении в «Союз Русского Народа»

 

Русские черносотенцы были пророками-мучениками. Не погромщиками, как ложно представляли их в сознании ослепленных масс, а лучшими, святыми людьми. Подобно праведникам Ветхого Завета они обличали и вразумляли отступавший от веры и своей исторической миссии наш народ. Но им так же не внимали, а потом убили и оклеветали. Довершил же это падение, как и у Израиля, страшный грех предательства и убиения Помазанника Божия. И сегодня, спустя сто лет, блуждая по кругу истории, мы должны услышать их глас и возвратиться на свой богоданный путь.

 

«ОХ, НЕ БЫЛО МОЛОДЧИКА…»

 

У автора и исполнителя православно-патриотических песен Л. Кононовой есть такие слова о трагических событиях начала ХХ века:

«Ох, не было молодчика,

Славного налетчика,

Офицера смелого!

Да не нашлось крестьянина –

Ивана Сусанина

Из народа целого...

И никто спасти не смог,

Да за него костьми не лег!»

Вроде бы не поспоришь: наши предки не защитили, не спасли Императора Николая II от рук палачей. Значит – Царь был никому не нужен? Но давайте обратимся к свидетельствам очевидцев и современных исследователей, работающих с архивными документами, и попробуем разобраться: действительно ли совсем не оставалось в то время верных Государю людей?

Итак,

 

ЧТО ЖЕ ТОГДА ПРОИСХОДИЛО?

 

В начале января 1905 года забастовал Путиловский завод. 5 января около 10 тысяч рабочих, участвовавших в стачке, наряду с экономическими требованиями выдвинули и политические. 9 января толпа рабочих во главе с провокаторами Георгием Гапоном и Пинхусом Рутенбергом пошла на Зимний дворец. «Рабочие шествия, – пишет историк С. Ольденбург, – с утра выступили из отделов общества с расчетом, чтобы сойтись к двум часам у Зимнего Дворца. Некоторые шествия представляли собою толпу в несколько десятков тысяч человек: всего в них участвовало до трехсот тысяч» (Ольденбург С. С. Царствование Императора Николая II. Белград, 1939. С. 244).

Разумеется, полиция была безсильна остановить такую массу людей, и правительство выставило кордон из войск. «Когда шествие от Нарвской заставы, во главе с самим Гапоном, подошло к Обводному каналу, путь ему преградила цепь солдат. Толпа, несмотря на предупреждения, двинулась вперед. <…> Дан был сначала холостой залп. Ряды рабочих дрогнули, но руководители с пением двинулись дальше и повлекли за собой толпу. Тогда был дан настоящий залп. Несколько десятков человек было убито или ранено» (Там же). «Девятое января было „политическим землетрясением“ – началом Русской революции» (Там же. С. 245).

После этого маховик мятежа завертелся, вовлекая все больше и больше людей. Великий Князь Александр Михайлович, двоюродный дядя Николая II, впоследствии вспоминал: «Россия была в огне. В течение всего лета громадные тучи дыма стояли над страной, как бы давая знать о том, что темный гений разрушения всецело овладел умами крестьянства, и они решили стереть всех помещиков с лица земли. Рабочие бастовали. <…> революционеры убивали высших должностных лиц <…>. Полиция была в панике. Из всех губерний неслись вопли о помощи и просьбы прислать гвардейские части или казаков. Было убито так много губернаторов, что назначение на этот пост было равносильно смертному приговору» (Александр Михайлович, Вел. Кн. Воспоминания. М., 1999. С. 215).

7 октября в Москве началась всеобщая забастовка железнодорожников. На рынки прекратился подвоз продуктов. Завязались противостояния между войсками и шайками революционных террористов. Объявили забастовку и железнодорожники Сибири, из-за чего через нее прекратилось движение.

17 октября Государь опубликовал Манифест, которым населению даровались «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов» (Ольденбург. С. С. Указ. соч. С. 290). Учреждалась Государственная Дума и было установлено «незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог воспринять силу без одобрения Государственной Думы» (Там же).

По словам очевидца, при подписании Манифеста Царь произнес: «Мне слишком тяжело. Я чувствую, что, подписав этот акт, я потерял корону. Теперь все кончено» (Цит. по: Романов А. В. Дневник за 1916–1917 гг. // Красный архив. М.-Л., 1928. Т. 26.  С. 199).

 

 

Революционеры восприняли Манифест как первый шаг к свержению Монархии. Они повсеместно устраивали демонстрации, митинги и сходки, во время которых уничтожали царские портреты, злословили самодержавную власть и творили иные безчинства. Тогда неравнодушные Русские люди, возмущенные преступлениями крамольников и бездействием чиновников, взяли инициативу в свои руки, начали отлавливать смутьянов и немедленно производить над ними суд.

«После выхода в свет Манифеста 17 октября, – пишет О. Платонов, – все коренные Русские были оскорблены в своих лучших чувствах. Их политическое сознание подсказывало им, что Манифест навязан Царю силой, что он по сути дела отменяет Русское Самодержавие, заменяя его чем-то чужим и непонятным. Волна крайнего возмущения прошла по всей России. В большинстве городов и населенных мест прокатились стихийные патриотические манифестации в поддержку Царя. После многих таких манифестаций Русский народ превратился в грозную силу, по-своему разделывавшуюся со всеми, кто пытался разрушить Русское государство. Самосуд над революционерами, избиение интеллигентов, лишенных национального сознания, и евреев были вполне естественной и оправданной реакцией Русского народа против произвола и кровавых безчинств антирусских сил. Это было массовое, многомилионное движение Русских людей, которое своей творческой силой и предрешило исход антирусской революции 1905 года» (Платонов О. Война с внутренним врагом. М., 2005. С. 55).

Сохранилось множество свидетельств и описаний событий того времени. Например: «В Архангельске несколько тысяч Русских рабочих с царскими портретами и иконами, с пением „Боже, Царя храни“, „Спаси, Господи“ прошли по городу, где столкнулись с революционной демонстрацией. Отставив в сторону портреты и иконы, рабочие засучили рукава и крепко побили „демократов“. А над зачинщиками, в частности, неким профессором Гольдштейном, призывавшим к свержению Царя, расправились самосудом. Как сообщали газеты: „Много раненых политиков, ранены мореходные техники и гимназисты <…>. Тартаковского, присяжного поверенного, поймали и заставили встать на колени перед портретом, поцеловать его, пропеть „Боже, Царя храни“» (Там же. С. 55–56).

Вот еще несколько случаев: «В Нижнем, где центром революционных манифестаций явился Филологический институт, толпа в несколько тысяч крестьян из окрестных деревень собралась 21 октября у собора, направилась к зданию института, потребовала, чтобы студенты пошли за нею с царским портретом, и заставила студентов и встреченных по пути евреев стать перед собором на колени и принести присягу „не бунтовать, Царя поважать“. <…> В Симферополе, в Ростове-на-Дону, в Саратове и Казани (где губернатор Хомутов сначала совершенно растерялся и обещал было разоружить полицию и увести из города войска), в Полтаве и Ярославле, Туле и Кишиневе – всех городов не перечесть – прокатилась народная антиреволюционная волна, всюду бывшая ответом на выходки торжествующих левых партий, – жестокая, как всякое стихийное народное движение» (Ольденбург С. С. Указ. соч. С. 292).

Чтобы освободить Сибирский, Забайкальский и Китайский железнодорожные пути, охваченные забастовкой железнодорожников, Государь приказал находившемуся на Дальнем Востоке с войсками генералу Раненкампфу навести там порядок. Однако приказ исполнялся медленно. Тогда, пишет С. Ольденбург, «Государь нашел более быстрого исполнителя. Ген. Меллер-Закомельский принял поручение – очистить от революционеров Великий Сибирский путь. В ночь на Новый Год, с отрядом всего в двести человек, подобранным из варшавских гвардейских частей, он выехал из Москвы на экстренном поезде. Такое предприятие могло показаться безумием: говорили, что в Чите многотысячное революционное войско, что запасные, возвращающиеся из Маньчжурии – а в пути их были десятки тысяч – утратили всякую дисциплину. Но горсть людей с решительным командиром оказалась сильнее анархической стихии.

Меллер-Закомельский действовал круто: встретив на ст. Узловой первый поезд с распустившимися запасными, он вывел свой отряд, выстроил половину его на платформе, а другая часть обходила вагоны и прикладами выгоняла солдат, разместившихся в офицерских купе. Когда на одной станции в вагон его поезда проникли два агитатора, они были выброшены на полном ходу. Двух-трех таких фактов, разнесенных телеграфом, было достаточно, чтобы следующие встречные поезда с запасными уже сами „приводили себя в порядок“, и попыток агитировать среди чинов отряда больше не было.

На станции Иланской революционная толпа заперлась в ж.-д. депо и пробовала отстреливаться. Отряд Меллер-Закомельского отвечал правильными залпами; 19 было убито, 70 ранено, остальные сдались. После этого попыток сопротивления уже не было. На двух станциях были расстреляны стачечные комитеты. Отряд в двести человек быстро продвигался по Сибири, и революционеры, не думая о сопротивлении, спешили скрыться с его пути. <…> Экспедиция ген. Меллер-Закомельского показала, как порою суровость, примененная вовремя, может предотвратить большие кровопролития» (Там же. С. 309–310).

 

Окончание см. на стр. 15