ЭЛЕКТРОННАЯ ВЕРСИЯ ГАЗЕТЫ "ПРАВОСЛАВНЫЙ КРЕСТ"
Рейтинг@Mail.ru
ИСПОВЕДНИЧЕСТВО БЛАГОСЛОВЕННО ВОИНСТВО СТРАНИЦА 12
СТРАНИЦЫ: || 1 || 2 || 3 || 4 || 5 || 6 || 7 || 8 || 9 || 10 || 11 || 12 || 13 || 14 || 15 || 16 ||

 

 

Свет благодатной Оптиной в многострадальной Караганде

 


 

Третьего января 1909 года Стефан (будущий преподобноисповедник Севастиан Карагандинский) был принят в скит Оптиной Пустыни келейником к старцу Иосифу, после смерти которого, в 1911 году, перешел под старческое руководство к отцу Нектарию и до 1923 года оставался при нем келейником. Так он напитывался благодатным духом Оптинского старчества. В 1917 году Стефан был пострижен в мантию с именем Севастиан.

В это время начинались гонения на Церковь Христову. 10 / 23 января 1918 года Оптина Пустынь была закрыта, хотя монастырь и продолжал действовать под видом сельскохозяйственной артели. Одновременно на его территории был устроен музей. Скит к тому времени уже не существовал. Все жили практически одним днем. Вскоре году монастырские службы были полностью прекращены, и власти приступили к выселению монахов.

В 1927 году монах Севастиан принял священство от Калужского епископа. После кончины старца Нектария, в 1928 году, отец Севастиан приехал в город Козлов, где получил назначение в Ильинскую церковь. Там он прослужил до 1933 года, вплоть до своего ареста. Батюшка не любил немолитвенного нотного пения и старался устроить на своем приходе пение благоговейное, монастырское. В этот период он вел в Козлове борьбу с обновленцами и не оставлял общения с жившей в рассеянии братией Оптиной Пустыни.

В феврале 1933 года отца Севастиана арестовали. На допросах Батюшка дал прямой ответ: «На все мероприятия советской власти я смотрю как на гнев Божий, и эта власть есть наказание для людей. Такие же взгляды я высказывал среди своих приближенных, а также и среди остальных граждан, с которыми приходилось говорить на эту тему. При этом говорил, что нужно молиться, молиться Богу, а также жить в любви, только тогда мы от этого избавимся. Я мало был доволен соввластью за закрытие церквей, монастырей, так как этим уничтожается Православная вера».

Его приговорили к 7-летнему заключению на лесоповал, несмотря на слабое здоровье и поврежденную левую руку. Но и в ссылке он проводил воскресный день в молитве и беседе. Ночные дежурства Батюшка также проводил в молитве, никогда не позволяя себе спать. «В заключении я был, – вспоминал Старец, – а посты не нарушал. Если дадут какую-нибудь баланду с мясом, я это не ел, менял на лишнюю пайку хлеба».

В лагере отца Севастиана били и истязали, снова требуя, чтобы он отрекся от Бога. Но на это он сказал: «Никогда». И за это его отправили в барак к уголовникам: «Там тебя быстро перевоспитают», – сказали ему. Но Господь сохранил жизнь Исповеднику, зная, сколько тот послужит впоследствии людям.

После освобождения он остался в селе Большая Михайловка под Карагандой и окормлял всех стремящихся к Богу, приходил к ним в дома, совершал требы, хотя разрешения на это со стороны властей не было – «народ в Караганде был верный – не выдадут». Батюшку полюбили и в окрестностях, поверили в силу его молитв. Со всех концов страны стали съезжаться духовные чада Старца, всех он принимал с любовью и помогал устроиться на новом месте.

Отец Севастиан любил бывать в поселке Мелькомбинат. Он говорил, что в Михайловке у него «Оптина», а на Мелькомбинате – «Скит». Туда он собирал своих сирот и вдов, покупал им домики и опекал их. И когда он приезжал на Мелькомбинат помолиться, люди бросали свои дела и заботы и спешили к Старцу – лишь бы получить благословение и утешиться.

Только в 1955 году верующие добились официального разрешения властей на регистрацию религиозной общины в Большой Михайловке, общими усилиями удалось построить храм, который освятили в честь Рождества Пресвятой Богородицы. Священников Батюшка подбирал себе сам. Вокруг него собралась монашеская женская община, о которой архиепископ Петропавловский и Кустанайский Иосиф (Чернов) говорил так: «Батюшка насадил здесь виноград, который потом и слезами вырастил». «Маленькая церковь, от земли не видно, а столп горит до неба».

Впитав в себя традиции и благодатный святоотеческий дух Оптиной Пустыни и будучи учеником ее великих Старцев, перенеся изгнания и заключения в большевицких концлагерях, он неисповедимыми судьбами Божиими пронес свое старческое служение в столице знойных степей Центрального Казахстана, многострадальной Караганде.

Скончался отец Севастиан 6 / 19 апреля 1966 года – на Радоницу. Погребен он был на Михайловском кладбище.

Прославление Старца как местночтимого святого Алма-Атинской епархии совершилось в 1997 году. 22 октября / 4 ноября 1997 года были обретены его святые мощи. В августе 2000 года Севастиан Карагандинский был причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви для общецерковного почитания. В настоящее время его мощи почивают в Свято-Введенском соборе города Караганды.

 

Источники:
«Жития новомучеников и
исповедников Российских» игумена Дамаскина
(ОРЛОВСКОГО);
сайт «Православие.ру»
(http://days.pravoslavie.ru)

 

 

 

«Горят свечи
от земли до неба»

 

 

В 1944 году отец Севастиан с сестрами, его монашествующими духовными чадами, купили дом. Отец Севастиан по-хозяйски его оглядел и указал, что и как переделать.
– Да зачем же, Батюшка, – возразили сестры, – не в Казахстане же нам век вековать! Вот кончится война, и поедем с Вами на родину.

– Нет, сестры, – сказал он, – здесь будем жить. Здесь вся жизнь другая, и люди другие. Люди здесь душевные, сознательные, хлебнувшие горя. Так что, дорогие мои, будем жить здесь. Мы здесь больше пользы принесем, здесь наша вторая родина, ведь за десять лет уже и привыкли.

И остались они все жить в Караганде. Духовной паствой отца Севастиана оказались люди особенные: и везде в России горя было немало, но в Казахстан людей посылали не ложкой горе хлебать, а в море горя горевать, страданиями опыта набираться и рубль на вечную жизнь зарабатывать.

«Нас выслали в 1931 году из Саратовской области, – рассказывала духовная дочь отца Севастиана Мария Васильевна Андриевская. – В скотских вагонах привезли в Осакаровку и, как скот, выкинули на землю… Лил дождь как из ведра, мы собирали дождевую воду и пили ее. Мне было тогда пять лет, брат старше меня на два года, трехлетняя сестра и еще два младенца – пятеро детей, мать с отцом и дедушка с бабушкой. В Саратовской области мы занимались земледелием, в церковь всегда ходили. И вот, с эшелоном нас привезли в Осакаровку, в голую степь, где двое суток мы не спали, сидели на земле возле отца с матерью и за ноги их хватались. Через два дня приехали казахи на бриченках, посадили нас и повезли на 5-й поселок. Везут, а мы спрашиваем: „Папа, папа, где же дом наш будет?“ Он говорит: „Сейчас, сейчас будет, подождите“. Привезли на 5-й поселок: „Где же дом? Дом где?“ – а там ничего нет: шест стоит с надписью „5 поселок“ и солдаты охраняют, чтобы мы не разбежались… Отец пошел, талы нарубил, яму вырыли квадратную, поставили, как шалашик, рядны, и… в этой землянке мы жили до Покрова. А на Покров снег выпал сантиметров пятьдесят. Брат утром проснулся и говорит: „Мама, дед замерз, и я от него замерз“. Кинулись… а дед уже умер.

Строили мы бараки. Подростки, взрослые на себе дерн возили километров за шесть. После Покрова поселили нас в эти бараки – ни стекол, ни дверей. Отец тогда еще живой был, он нальет в корыто воды, вода застынет, и эту льдину он вместо стекла вставлял в окно. В бараки вселяли человек по двести. Утром встанешь – там десять человек мертвые, там – пять, и мертвецов вытаскиваем… Привезли восемнадцать тысяч на 5-й поселок, а к весне пять тысяч осталось. У нас в 1932 году умер отец, а мать через месяц родила, и нас осталось шестеро детей и слепая бабушка с нами… Побирались. Воровать мама запрещала: „Нет, дочка, чужим никогда не наешься. Ты лучше пойди, руку протяни“. И я ходила. Кто даст что-нибудь, а кто и не даст, вытолкнет.

Потом у нас умерли новорожденный брат, младшая сестра и бабушка. А мы стали подрастать и пошли в детскую бригаду работать. В 1937 году маму принуждали идти в колхоз, но мама в колхоз не хотела. Ей сказали: „Ты знаешь, кто ты есть? Ты – кулачка“. И маму осудили на три года и отправили на Дальний Восток. А мы, дети, одни остались. Брату четырнадцать лет, мне – двенадцать, десять лет сестре и меньшему брату – восемь. Мы работали в детской бригаде, побирались, ходили детей нянчить, прясть ходили. Что дадут нам, мы несли и друг друга кормили. Так мы жили три года. Потом мама освободилась, и вскоре война началась. Брата забрали, погиб на фронте… Так шла наша жизнь в слезах, нищете и горе.

В 1955 году мы познакомились с батюшкой Севастианом. И он благословил нас всей семьей переехать в Михайловку… Это мы уже как в раю стали жить. За год по его благословению дом поставили. И уже всегда при Батюшке были, все нужды, все скорби свои ему несли…».

Однажды отец Севастиан с монахинями Марией и Марфой пришел на кладбище за Тихоновкой, где посредине кладбища были общие могилы, в которые когда-то за день клали по двести покойников-спецпереселенцев, умерших от голода и болезней, и зарывали без погребения, без насыпи, без крестов. Старец, осмотрев могилы и выслушав рассказы очевидцев, как все это было, сказал: «Здесь день и ночь, на этих общих могилах мучеников, горят свечи от земли до неба».

 

По «Житиям новомучеников
и исповедников Российских»
игум. Дамаскина (ОРЛОВСКОГО)

 

 

СТРАНИЦЫ: || 1 || 2 || 3 || 4 || 5 || 6 || 7 || 8 || 9 || 10 || 11 || 12 || 13 || 14 || 15 || 16 ||
© ПРАВОСЛАВНЫЙ КРЕСТ. Разрешается перепечатка материалов со ссылкой на источник