Чудо Царского Друга

 

Книга с наследием Г. Е. Распутина
(издательство «Царское Дело»)

 

 

В дополнение к беседе с протоиереем Аркадием Петровцевым (см. стр. 3, 5) – замечательное свидетельство батюшки о помощи почитаемого им Царского Друга, убиенного сибирского крестьянина Григория Ефимовича Распутина – Григория Нового – в исцелении от беснования.

Царская тема – особая, с ней связано многое в жизни. И без фигуры Григория Ефимовича Распутина Царская тема не будет полной. Знаете же пословицу: «Скажи мне, кто твой друг – и я скажу, кто ты». А сейчас пытаются доказать, что Царская Семья – святая, а Григорий Ефимович – грешный и особый злодей. Удивляешься, т. к. никакой логики в этом нет. Если Царская Семья – святая только по своей мученической кончине, то предположения разные можно делать. Но мы-то считаем их образцом. Сейчас книги издаются, одобренные Издатсоветом (записки Императрицы и проч.), – и оказывается, что эта Семья – святая и по жизни.

Григорий Ефимович чем поразил Царя? Мы знаем слова Государя: «Везде измена, трусость и обман», и видел он это, думается, еще до того пресловутого события с мнимым «отречением». Царь видел, что многие люди – неискренние. И есть слова Императрицы: «Если бы ты знал, Григорий, сколько красивым почерком гадостей и всяких подлостей пишется, ты бы тогда понял, как мне милы твои каракули». Вот, Григорий Ефимович был характерен своей простотой, максимальной искренностью, откровенностью и честностью, потому что это сейчас – да и в любое время – все-таки редкость. Почему люди тянутся к старцам? Они видят воплощенный идеал Христианства в конкретном человеке. Думаю, что подобный идеал простого человека и старца Царская Семья увидела в Григории Ефимовиче. В этом – его неоценимая заслуга. И влияние он оказал огромное. Устроенная на него травля имела целью дискредитировать Царскую Семью, любые способы шли в дело – и двойники, и клевета…

В моей жизни было несколько явных чудес, связанных с Григорием Ефимовичем Распутиным. Расскажу об одном. Когда мы жили на Брянщине, у моего старшего сына был друг-одноклассник, но на год постарше. Они уже практически заканчивали школу, дело шло к армии. Конечно, это был юный возраст, и зачастую, как многие старшеклассники, они занимались ерундой, но все-таки и в храм приходили.

И вот произошел такой случай. Второй сын звонит и говорит: «Папа, приезжай в деревню, я не знаю почему, но Леше (его другу) плохо, он умирает – наверное, его надо причастить». Степа – сам испуганный и меня напугал, ничего толком не мог объяснить, был в панике. Я поехал. По дороге предполагал, что у парня что-то с сердцем случилось или нечто подобное.

Приезжаю, а дом весь побитый. Друг сына, Алексей, вне себя, в каком-то жутком состоянии одержимости, беснования, разворотил весь дом – двери, окна разбиты, все перевернуто, сам порезанный. Там сидит и его мать, дрожа от ужаса, а он бегает, что-то кричит. И там же участковый врач-терапевт, который к тому времени успел приехать и вызвать по мобильному телефону скорую помощь – психиатрическую. Вот, в этот момент я захожу туда, и мы все понимаем, что это беснование. Конечно, какое уже там Причащение или что-то подобное? Надо как-то помолиться, чтобы облегчить ему это состояние.

Мы все встали на коленки, чтоб усердно помолиться, и я стал читать акафист святым Киприану и Иустине. И вот во время чтения тот бес, что был в мальчике, нам говорит: «Все равно я не выйду». Опять он бегает, снова подходит и сообщает: «Для меня эта молитва – слабая». Потом говорит: «Я вошел в него через самогонку, которой его поили в соседнем доме». Меня жуть пробирает от того, что он разговаривает не своим голосом, произносит такие вещи, пытаясь сбить молитву.

Мы прочли акафист – и никаких последствий. А т. к. я почитаю Григория Ефимовича, – потому что знаю, что старец Николай Гурьянов его почитал, а я к нему ездил семь лет, – то начал читать акафист Григорию Ефимовичу Распутину. И вот, после первого кондака и икоса бес вышел! Причем без «театрального» какого-либо сопровождения, вроде: «Ой, выхожу, выхожу», а просто друг моего сына, Алексей, очнулся и с крайним удивлением смотрит вокруг, недоумевая: а что тут творится?

Этот случай – из наиболее ярких, и для нас в том числе. Все это оказало влияние и на врача участкового. Мы его убедили не отдавать мальчика в психиатрическую больницу, потому что про него неизвестно что бы после такого говорили, и вся жизнь была бы искорежена. И когда я ехал обратно, по дороге пересекся со скорой помощью, объяснил им ситуацию и написал бумагу, что беру парня под свою ответственность. На другой день мы на службу пошли, причастил его…

Моего сына Степана и других детей так это впечатлило – они все чтят Григория Ефимовича теперь. А сын мой поступал недавно в Питерскую семинарию. Конечно, подготовился он слабовато, а там и сильные ребята не поступали. Но пришел домой радостный – его приняли, и сказал: «Пап, я молился Григорию Ефимовичу!» Вот, настоящие чудеса!

До сих пор происходят подобные вещи с нами, среди наших прихожан. Например, у одного был серьезный суд, его здорово подставили. Все знали, кому молиться.

По молитвам к Григорию Новому решаются любые вопросы. Не только какие-то мелочи, но и жизненно важные случаи.

Сейчас Григорию Ефимовичу и акафисты можно найти, и книги о нем есть в продаже. Известны замечательные творения Царского Друга (книга «Вериги любви»). Любой здравый человек, который прочтет воспоминания Григория Ефимовича о торжествах в Киеве, например, или о паломничестве на Святую Землю, душу автора почувствует. А понять Григория Ефимовича, не соприкоснувшись с его воспоминаниями, едва ли возможно. Потом уже – когда человека полюбишь, почувствуешь, поймешь, – то, конечно, начнешь и молиться ему. Общение людей на этом и строится – это разговор с Богом и душами Его святых.

 

Протоиерей
Аркадий ПЕТРОВЦЕВ

 

---

 

Почему Царская Семья
так ценила Г. Е. Распутина

 

Царский Друг с Императрицей, детьми
и гувернанткой. Царское Село, 1908 год

 

 

Уникальное описание своей встречи с Императрицей Александрой Феодоровной в квартире Г. Е. Распутина в 1915 году в книге «Пестрые купола: эпизоды из жизни англичанина в России» оставил побывавший в Российской Империи перед революцией английский писатель Жерард Шелли (1891–1980).

 

…Мне удалось получить извещение, что Старец был бы рад видеть меня у себя за чаем сегодня после полудня… Самовар был внесен графиней Русовой и установлен на краю обеденного стола. Стулья уже расставлялись для приема гостей, когда зазвонил дверной колокольчик и вошли две дамы в вуалях. Обе были скромно одеты в простые черные платья, головы покрывали меховые токи. Старец двинулся навстречу, приветствуя их, и мягко произнес: «Приветствую тебя, Александра, раба Божия».

Высокая дама откинула свою вуаль. Это была Императрица. Я был изумлен превыше всяких слов. С ней была Великая Княжна Татьяна, статная, элегантная и красивая в своем простом черном платье. Я не мог не заметить почтение, которое Императрица выказывала по отношению к старцу. В ее взгляде светились духовный покой и счастье, когда она отвечала на его приветствие и, поднеся к себе золотой крест, который он носил на цепочке, прижалась к нему губами с трогательным почтением. Я чувствовал себя ужасно сконфуженно и едва соображал, что делать. Первые мои мысли были о побеге. Я был уверен, что мое присутствие должно тяготить Императрицу, которая, возможно, шла на квартиру, рассчитывая на присутствие только своих двух фрейлин. Однако Императрица сразу ободрила меня…

– Я уверена, Вы оцените красоту души нашего друга, – сказала она, присаживаясь на жесткий стул, который я пододвинул ей (в квартире не было никаких признаков роскоши. Ничего, кроме голых крашеных досок, жестких стульев и простого стола). – Это так оживляет меня. Если мы истинные христиане, мы должны любить простоту. Наш друг совершает шаг в прошлое, к простой вере первых христиан, когда высшие и низшие собирались вместе услышать слово Божие из уст простых рыбаков.

– Дух дышит, где хочет, – я осмелился вставить банальность, что Бог нелицеприятен.

– Если бы только люди всегда помнили это! – воскликнула она.

Я не мог не заметить тень, пробежавшую по ее лицу, как если бы ее внутреннему взору предстала приводящая в уныние трагедия. На ее красноватой коже проступили пятна. Я был сильно напуган, когда с резкой прямотой и напором она произнесла:

– Петроградское общество сгнило! Вряд ли найдется хоть одна душа, на которую можно положиться…

Найдя мои взгляды разумными и, возможно, благодаря моей сопричастности политической и иной деятельности Великого Князя Олега, Императрица посвятила меня в свои мысли о большой заботе, лежащей на ее сердце. После революции 1905 года она осознала, что безопасность Трона и России может быть укреплена только более тесной связью между Царем и крестьянством. Деятельность предыдущих Императоров носила слишком западнический характер, навязывая культуру, которая могла вести только к нигилизму и атеизму. Знать и купечество прогнили. Они утратили веру и поклонялись материализму. Ненадежные, неверные, зло живущие. Я осознал глубокий смысл сказанного ею:

– Даже самые высокопоставленные и приближенные полны мятежа и интриг.

Императрица оказалась очень искренней в своем стремлении завоевать для сына надежное место в сердцах народа.

– Все мои мысли о нем, – уверяла она меня. – Он – будущий Самодержец России и защитник Православия. Для всех, кто верен Церкви и Трону, он должен стать вождем. Средний класс прогнил, заигрывает с революцией. Это все дурная кровь. Ее никогда не вывести из тела, которое обречено на смерть. В высших классах тоже разложение. С трудом найдешь на кого положиться. Если России еще суждено спастись, то смотреть нужно на простых крестьян.

Я не мог представить себе ничего более справедливого и исполненного простого достоинства и грации. Императрица, казалось, была безгранично счастлива, мирна и спокойна в этой простой тихой обстановке. Мне тогда подумалось, что там и в самом деле была атмосфера катакомб раннего христианства. Казалось, Императрица наслаждалась тем же чувством восстановления, радости и обновления, которое, должно быть, испытывали и новообращенные имперского Рима, искавшие освобождения от давления безплодной придворной жизни среди христиан на их тайных теплых собраниях в катакомбах Рима.

 

Источник: Shelley, Gerard.
The Speckled Domes. Episodes
of an Englishman's life in Russia.
New York, 1925. P. 63–64.
Цит. по: Бэттс Р. Пшеница
и плевелы. М., 1997. С. 43–45.