«Думайте о государстве!»

 

Лида, Гриша, Оля, Миша и Маша Меньшиковы, 1917 год

 

Окончание. Начало см. на стр. 7

 

Одна из дочерей Меньшикова, Ольга Михайловна (1911–1998), в зрелом возрасте соберет и опубликует архивы отца. Уже в 1996 году она также напишет воспоминания о пережитой трагедии: «Раннее мое детство в Валдае, омраченное большим семейным горем, запомнилось именно благодаря значительности совершившегося несчастья.<...>

Наступило утро 1 сентября по старому стилю. Было совсем рано – половина восьмого. В наш дом вошли четверо вооруженных военных и один гражданин в штатском. Они пришли за папой. Мы, дети, стояли в дверях с мамой, пока проходил обыск, но когда один из военных заявил, что папа арестован, когда увидели, как горько рыдает наша мамочка на коленях перед этими людьми, мы громко заплакали и стали просить, чтобы не уводили папу. Он старался нас успокоить, но это было невозможно. Каждого из нас папа поцеловал, перекрестил... Окруженный солдатами, вышел из своего дома... Увы, навсегда! <…>

Горечь не оставляла меня всю жизнь, и память не уставала возвращаться к этому дню. <…> Стояла яркая осень. Дом наш горел от красных и багряных гирлянд дикого винограда. Единственные украшения, которые я помню в гробу у папы, были эти гирлянды вперемешку с темно-зеленым кружевом веток туи из нашего сада. Мы остались без всяких средств, поэтому похороны были очень скромные…»

Жизненный путь каждого человека на земле имеет конец, но безсмертные идеи не теряют творческой силы и после смерти своих носителей… Писатель Валентин Распутин замечал: «Наше время несправедливо к М. О. Меньшикову уже тем, что открывает его последним и буквально „протирает глаза“, забитые архивной пылью третьесортных фигур, перед явлением могучего ума и цельной (даже в противоречиях своих) личности, полностью отданной России».

 

Подготовила
Татьяна ВИНОГРАДОВА

 

По статье М. Б. Смолина «Имперское мышление
и имперский национализм М. О. Меньшикова»
(Меньшиков М. О. Письма к Русской нации.
  М., 2002) и материалам интернет-СМИ

 

---

 

Из наследия М. О. Меньшикова

 

Я боюсь говорить парадоксы, но, право, мне иногда кажется, что мир на земле при некотором разъединении был обезпечен больше, чем при теперешнем чрезмерном сближении. Необходимы дороги, почты, телеграфы. Но старинные плохие дороги и плохая почта тоже сослужили свою службу человечеству. Благодаря им жизнь не растекалась, как теперь, держалась в каждой местности, как в закрытом бассейне, отстаивалась, органически развивалась. Худо ли, хорошо ли – приходилось большинству сидеть на своей почве и в нее влагать всю энергию, весь свой гений. Приходилось за долгие годы сживаться со своей родиной и любить ее как свое сердце. Чужих краев не знали и потому не желали их. Соседи, которых каждый помнил около себя во всю долготу жизни и знал их как братьев, действительно становились родными, которым совсем не помочь было тяжело. Отсюда замечательная, к сожалению, забываемая психология общинной жизни в старину. Замкнутые в свою местность, физически разъединенные, общины обнаруживали жизненность необычайную. Как клетки тела, они были организмами, где каждая молекула была прочно связана с другими. Но вот пришел век неслыханно быстрых сообщений. Все стало всем доступно. Все потянулись искать лучшего, все стали своим недовольны. Местная жизнь захирела, общая жизнь смялась, запуталась, приняла стихийный характер. Выйдите на улицу большого города – каждый день на ней стотысячная толпа. Все теснятся, все близки, но все чужды друг другу и внутренне далеки. Все идут мимо и мимо. Под густою сетью телеграфов и телефонов часто видишь полузамерзшего человека, выражение глаз которого – как будто он заблудился в Голодной степи...

+   +   +

 

Умственное общение наше с Западом имеет не только выгодные стороны. Принимая чужие идеи, достающиеся дешево, часто весьма относительные, мы растериваем свои, основанные на прочном опыте. Подчиняясь всемирному хору мнений, слагающемуся в значительной степени стихийно, мы утрачиваем ту честность мысли, которая отличает всякую индивидуальность. В самом внутреннем и важном отношении мы теряем свою народную душу, заменяя ее безразличной международной. <…>

Но сторона материальная? Мне кажется, если бы Россию принудили поискать в самой себе все необходимое, то она, потрудившись несколько, и нашла бы все это. Без принуждения мы никогда не соберемся исследовать свою природу, приложить свою собственную энергию, свой гений к ее дарам. <…>

В самом деле, что собственно дало России тесное коммерческое сближение с Европой? Оно европеизировало нас, но обрекло в то же время на экономическое рабство Западу. Образованное общество привыкло к иностранным фабрикатам, которые вытеснили немало наших собственных промыслов, например, завязавшиеся производства тканей, утвари, мебели, украшений, драгоценностей.

 

+   +   +

 

Несчастие России в том, что она позабыла, как ее зовут и какой разум вложен в ее тысячелетний титул. Мне хотелось бы сказать простым и скромным Русским людям: господа, вспомним, что мы господа! Вспомним серьезно, что Отечество наше называется Империей, государством, т. е. господством в черте нашей земли. Не чьим иным господством, а нашим, которое нам дала история, благородство предков, их отвага, их стремление к царственной на земле роли.

 

 

+   +   +

 

Я не хочу пугать читателей слишком мрачными пророчествами, но в самом деле положение Русской народности даже в зоологическом отношении сделалось чрезвычайно неблагоприятным. Можем ли мы, скажите, стать на ту оптимистическую точку зрения, которая принадлежит некоторым известным государственным людям: «Не все ль равно, какое население в России – Русское, немецкое, польское или жидовское? Лишь бы платили подати и давали возможность накоплять золотую наличность!» Мне кажется, для чиновников, запамятовавших долг свой перед Родиной, это может быть и «все равно», – но самому-то Русскому народу это далеко не все равно, и разница тут такая же, как между жизнью и смертью.

 

+   +   +

 

Задайте себе вопрос: неужели предки наши одобрили бы согласие наше с мирным нашествием на Россию иноплеменных, с постепенным захватом ими имущества нашего народа и власти над ним? Предки не одобрили бы этого. Они прокляли бы наше непонимание опасности, наше столь же трусливое, сколько ленивое малодушие в борьбе с ней. А потомки разве одобрят эту постыдную сдачу национальности, еще и никем не разбитой и не завоеванной? И потомки ничем иным, кроме проклятия, не покроют имени живого поколения, совершившего историческую измену.

 

+   +   +

 

Мы, великороссы, должны отстоять сложившееся в истории наше первенство среди малороссов и белорусов и, я уверен, отстоим его, но величайшая из наших побед должна состоять в том, чтобы доказать, что самая борьба этих Русских племен с нами, Русскими, в корне своем нелепа. Мы должны устами ученейших историков и талантливейших публицистов доказать, что теперешнее Русское государство – до сих пор единственная возможная форма державной самостоятельности и белорусов, и малороссов. Их сепаратизм кроме жидовско-польских внушений и немецких грошей поддерживается еще отчаянным их историческим невежеством, и это невежество надо рассеять. К сожалению, у нас нет ни одного классического, пригодного для школ учебника Русской истории.

 

+   +   +

 

Каждая нация, доросшая до великой мировой роли, стремится построить свою Империю, свой мир, свою цивилизацию, которая предъявляется остальному миру как высшее развитие национально-государственного таланта. Империя развивает национальные идеалы до некоей универсальности, внутри которой могут свободно чувствовать себя и все другие народы. Имперское сознание вырабатывает особую ответственность перед Историей – ответственность хранителей идеалов христианской государственности и охранителей мира от всякого посягательства на тихое в нем житие во всяком благочестии и чистоте. Имперское сознание появляется как результат осознания нацией своей великодержавной миссии, т. е. как осознание особой задачи нести миру свои государственные идеи, выраженные в идеалах правды, порядка и справедливого общежития.

 

+   +   +

 

«Родина», «Церковь», «героизм»... какие все это нелепые, отсталые понятия в глазах множества интеллигентных людей! Нынче опять широкая мода на нигилизм, и признаком ума считается «отрицать» почти все сплошь, даже такие явления, которые, подобно горным хребтам и океанам, существуют спокон века и имеют дерзость переживать самых яростных отрицателей. <…>

Цивилизация есть культура органических явлений, культура не только овощей и породистых собак, но и таких великих фактов, как государственность, национальность, религия, мужество. Спросите у огородника: достаточно на два, на три года оставить культурную овощь без ухода, и она необыкновенно быстро дичает, из роскошного, огромного организма превращается в тощий, мелкий, грубый. Поглядит на такую овощь требовательный человек и бросит: у него является безпощадное отрицание, и не только отрицание, но даже ненависть, ибо слишком возмущено зрение этой одичавшей формой, слишком оскорблен огороднический идеал. Но подождите же, требовательный отрицатель: благородное растение одичало, но потому только, что без внимания было, без ухода. Что если поухаживать как следует за Родиной, за верой, за героизмом? Что если потрудиться над ними честно и с упорством пахаря? Не расцветут ли они снова в пышные, полные жизни формы? И не дадут ли снова для нас ту непостижимую радость и удовлетворение, какие когда-то давали нашим предкам в старину? Органическое нуждается не в отрицании, а в утверждении...