Герои Великой
Отечественной
войны

 

 

Великая Отечественная война уходит все дальше в прошлое. В этом году исполнится уже 75 лет со Дня Победы. Срок немалый, и под его завесой подвиг старшего поколения становится для нас, не воевавших, исторической далью.

 

КО ДНЮ ОКОНЧАНИЯ

СТАЛИНГРАДСКОЙ БИТВЫ

Мой родственник Валентин Григорьевич Козлов (1922–2006) прошел почти всю войну, участвовал в великих битвах, был тяжело ранен, чудом остался в живых. Обычно фронтовики не любят ворошить былое, но однажды в середине 90-х годов он поведал то, что не написано в учебниках, – живую правду о войне. 2 февраля 1943 года – день окончания Сталинградской битвы. В память о том событии приведем отрывок из воспоминаний В.Г. Козлова об обороне Сталинграда:

«В армию меня, 19-летнего, крепкого, высокорослого, призвали только в сентябре 1941 года. Оказалось, долго проверяли документы. В январе 1942 года, после усиленного обучения, наш батальон (800 человек) направили пешком за тыщу километров к Сталинграду. А там кругом – пустые степи! Если бы немцы прорвались через Волгу, то дальше пошли бы прямиком, без всяких препятствий.

И вот в Ахтубе нас стали торжественно вооружать – перед всем строем вручали винтовку. У немцев танки, самолеты, автоматы, а мы, юнцы, против них – с винтовками. Мне, правда, ручной пулемет Дегтярева дали, а остальные, считай, остались безоружные.

Одели-обули, погрузили на студебеккеры и повезли к переправе. Тот день, когда я остался в живых, я хорошо запомнил – 29 августа 1942 года. Было хмуро и ветрено, когда к берегу подошла баржа. Половина роты погрузилась, а другим приказ: “Остаться на берегу”. Я в их числе. Отошли мы в лесок и оттуда видели, как баржа доплыла до середины реки и была разбита прямым попаданием. Все наши ребята погибли, не успев сделать по врагу ни одного выстрела из новеньких винтовок.

С высоты Мамаева кургана немцы били по реке прямой наводкой. Нам, необстрелянным, страшно было видеть, как в небо взметнулся огромный столб воды, поплыли кровавые пятна, обломки баржи, невыносимо кричали умирающие. Вот так нас встретила война. После гибели баржи командование отправило нас в другое место, на 20 км выше по Волге. Совершив ночную переправу, мы пришли на знаменитую Сталинградскую мельницу, что стоит примерно в 300 метрах от Волги. И как заняли там оборону, так и стояли, ни шагу назад не сделав.

Там уже воевали “старики”. Те, конечно, поопытнее были, зря под пули нос не совали. И мы, желторотые, на ходу учились у них всем боевым премудростям. Уже после войны я пытался вспомнить, сколько же атак мы отбили в ту осень 42-го, и не смог. Три-четыре в сутки бывало, а то и больше. Они выпьют и вперед. Утро, вечер, полночь – фашистам без разбору. А иногда они устраивали психические атаки: вставали в полный рост, с автоматами наперевес, со связками гранат. Ох, как страх наводили! Их косишь-косишь, а за ними новые цепи идут. Если слабонервный, дрогнешь и побежишь. Дух воинский должен быть тверд, тогда будет победа. А слабаков всегда побивают.

Сами мы в атаку не ходили. Наша задача была другая – стоять насмерть, не пропускать врага. “За Волгой для вас земли нет” – такой клич-приказ командования знали все защитники Сталинграда.

За водой ползали только ночью. Тихо-тихо, по-пластунски. Иной раз чуть голову приподнимешь – тут же пуля свистит, враг не ослаблял неусыпный надзор. Более того, немцы навешивали мощные фонари, светло было как днем. Иногда каску с водой несешь, да по пути расплещешь половину, а снайпер – р-раз, и пробьет ее у тебя под носом. Струйкой все и вытечет. Опять ползешь…

Ели что придется. В подвалах мельницы нашли мешки с мукой, а в ней полно каких-то мелких осколков, будто камешки от жерновов. Вот из этой смеси и готовили лепешки без соли и масла. Сковородки не было, пекли на простой железке, положив ее на кирпичи.

А вода-то из Волги какая была? К берегу и обломки барж прибивало, а в кровавых пятнах и мазуте – чьи-то башмаки и обрывок шинели. Котелок кой-как принесешь, а в нем не знаешь, чего больше: воды или грязи. Пили и никакой инфекции не знали. Однажды, помню, лошадь была убита. Я пристроился за ней с пулеметом. И потом, когда атаку отбили, мы вмиг эту конину съели. Голодные были постоянно...

 

 

 

К концу первого месяца мы перестали узнавать друг друга. Худые, как скелеты, черные от копоти, обросшие густой щетиной, в истрепанном обмундировании. И все стали на одно лицо: страшные, вытянутые, сами на себя не похожи. Но ведь выстояли, удержали фронт!

…Молодые меня часто спрашивают: страшно ли на войне? Я как-то раз с одним товарищем тоже разговор имел на эту тему. Он сказал мне тогда: “Ничего уже не боюсь, устал только”. В горячке боя я тоже ничего не боялся. Там становишься как машина: бить, стрелять, мгновенно оценивать обстановку, любой ценой выполнять приказ. Но когда ночью наступает тишина, да темень непроглядная, а ты лежишь где-нибудь в углу один, и такая жуть забирает, аж за воротник ползет. Вот в такие моменты был страх. Одиночество, ночь, неизвестность – все это сильно давило на нервы.

В Сталинграде я воевал весь сентябрь, а в середине октября меня ранило. Как сейчас помню тот день. Поели мы утром клеклых лепешек, и я говорю своему второму номеру: “Иди отдохни, а я тут пока посмотрю”. Немцы как раз в это время всегда и лезли. Метров двадцать от мельницы пробежал, залег, приготовился. И слышу: миномет по Волге шпарит. Думаю, встать надо, назад перебежать... И только поднялся, а он ка-ак даст!

Я упал, как подкошенный, ранило выше коленки. Лежал, пока не подползли двое наших и под руки перетащили меня в подвал. Дело было в десять утра, и до самого вечера я лежал там на полу, только что перевязку сделали. Никаких лекарств не было. Лежи, терпи, вот и весь сказ. Выживешь – твое счастье. Нет – на нет и суда нет. На войне люди тысячами гибли.

Только вечером 18 октября ребята положили меня на палатку, волоком потащили на переправу и погрузили на баржу. Метров сто не дотянули до берега, и с Мамаева кургана начался обстрел. От одного взрыва баржа накренилась и стала черпать ледяную воду. Мы кубарем покатились в реку. Кто мог, плыл. Кто не мог, исходил смертным криком и шел ко дну. А мне снова Бог судил остаться в живых.

Неподалеку в лесочке наши танкисты стояли в резерве и кинулись нам на выручку. Полуживых вылавливали из воды, грузили на полуторку, закидывали соломой и везли в госпиталь.

Это был еще только октябрь 1942 года. Впереди лежали долгие версты войны, кровь, и пот, и нестерпимые муки. Теперь сам с содроганием вспоминаю: неужели это наша жизнь? Как прошли? Как смогли выдержать?!»

 

Рассказ записала