«Счастливая раба Божия»

6/19 февраля – память праведной Марии,
страдалицы Тамбовской

 

 

По рассказам, рождение праведной Марии Черновой, страдалицы Тамбовской, 14 июня 1842 года совпало с полным солнечным затмением, и отец девочки грустно заметил: «Не увидит света наша дочка». Действительно, земных радостей ей пришлось видеть крайне мало. В 12 лет она лишилась родителей и нашла приют в семье дальних родственников, неся там тяготы сиротства. В 19 лет Мария Феодоровна вышла замуж и, казалось бы, обрела свое счастье. Но в 1867 году, после очередных родов, стала сильно болеть. 25 сентября (это случилось в Керенске Пензенской губернии), вернувшись откуда-то домой и даже не успев допить стакан молока, она почувствовала сильную, острую боль, которая пронзила ее с головы до ног и лишила сознания. Очнулась подвижница через два часа в постели, с которой больше до конца жизни так и не встала. Местные врачи оказались не в силах ей помочь. В попытках справиться с болезнью в августе 1869 года Марию Феодоровну перевозят в Моршанск, а в октябре – в Москву.

Там больную, разбитую душою и изможденную телом, возили к профессорам, которые, исследуя болезнь, буквально довели страдалицу до безсознательного состояния, измучив физически и нравственно, но в конце концов объявили, что ей помочь нельзя, и она вернулась в Моршанск.

Моршанский пожар, случившийся в страшную бурю 25 мая 1875 года, лишил Марию Феодоровну крова и чуть не стоил жизни. Когда огонь был уже близко, к ней вбежали четверо молодых людей, подхватили носилки и отнесли ее на городской вал. Здесь она провела ночь под открытым небом, а на следующий день страдалицу перенесли в чей-то сад, в плохонькую тесовую хижину, где Мария Феодоровна провела лето до августа месяца. Постройка была крайне неудобной для жилья: днем там было душно до того, что больная изнывала от жары, а ночью – зябла от холода. Огромные щели пропускали ветер, пыль, дождь. В августе месяце, когда стало уже свежеть, ее перенесли в другую усадьбу, в ветхую баню, сначала очень понравившуюся скиталице. Но с первой же ночи стало ясно, что жить в ней невозможно: с наступлением темноты там появлялось множество огромных крыс, которые забирались на кровать, так что приходилось постоянно быть на страже, чтобы сбрасывать их. Единственной неразлучной спутницей и помощницей во всех этих скорбных обстоятельствах была ее няня. Позже из чувства сострадания у них по ночам дежурили моршанские жительницы. К тяжким испытаниям первых лет болезни надо отнести и последовательную смерть ее четырех детей.

1 сентября 1875 года Мария Феодоровна переселилась в Тамбов, где 14 лет прожила на Никольской улице, а остальные 25 с лишним лет – на Студенце.

Однажды ее посетил священник Петр Оссианов, которого народ почитал за прозорливого. «Помню, – рассказывала Мария Феодоровна, – что когда отец Петр в первый раз вошел ко мне в комнату, то воскликнул: „Вот счастливая! Какая счастливая! Вот кому можно позавидовать, да и вряд найдется человек, который бы не позавидовал“. И подобными возгласами он несколько раз прерывал молебен, который служил у меня в комнате. Обидными показались мне его слова, и я подумала: „Да, батюшка, хорошо говорить, попробовали бы вы испытать все, что перенесено мною, так не сказали бы, что это счастье“. Повернувшись ко мне, батюшка, как бы отвечая на эти мысли, проговорил: „Ведь не знаешь, что было бы, если бы была здорова, а теперь счастлива, – надо потерпеть...»

Посещение Марии Феодоровны отцом Иоанном Кронштадтским укрепило ее в мысли о Божественном Промышлении о ней. Знаменательно, что отец Иоанн приветствовал Марию Феодоровну теми же словами, что и отец Петр Оссианов: «Счастливая раба Божия, я тебе завидую». Приняв благословение, она стала просить великого пастыря об исцелении. Но отец Иоанн, как бы не слыша ее, говорил ей о жизни будущего века и награде, уготованной за скорби и терпение. В конце же, обращаясь к заполнившим комнату Марии Феодоровны лицам, отец Иоанн, показывая из-под приподнятой им слегка простыни на доски на кровати страдалицы, сказал: «Вот, православные, учитесь смирению и терпению».

За годы болезни в разное время Марию Феодоровну посетили митрополит Владимир (Богоявленский), епископ Черниговский Василий, епископ Уральский Тихон, начальник Урмийской миссии епископ Салмасский Сергий, архимандрит Киево-Печерской лавры Кронид и др., так что архиепископ Кирилл (Смирнов, священномученик, 1863–1937; в 1909–1918 гг. архиепископ Тамбовский и Шацкий. – Примеч. ред.), радуясь за нее этому вниманию, отметил его словами: «Вот, Мария Феодоровна, Вы не можете бывать у архиереев, так архиереи сами ездят к Вам». В апреле 1915 года, во время посещения Тамбова, будущая преподобномученица Великая Княгиня Елисавета Феодоровна сочла необходимым побывать у праведницы для беседы.

В святителе Кирилле (как называла Мария Феодоровна архиепископа) она видела посланника Божия, данного ей в награду и в опору. Великий архипастырь был для нее радостью от начала и до конца. Окружив ее истинно отеческим попечением, он особенно заботился об удовлетворении ее духовных нужд. Пределом радости и утешения Марии Феодоровны было причащение Святых Христовых Тайн в великую Пасхальную ночь из рук святителя Кирилла, который два последних года приезжал к ней со Святыми Дарами прямо после первой пасхальной Литургии.

Что же было причиной многолетних страданий Марии Феодоровны, терпеливое перенесение которых явило ее подвижницей? По рассказу одного близкого лица, болезнь ее состояла в постоянном прохождении почечных и желчных камней, причинявшем невыносимые боли. Врачи долго не могли поставить диагноз, делали операции, предполагая женскую болезнь. Во время последнего вмешательства у нее забыли вынуть из оперируемой полости кусок ваты. Больная стала чувствовать себя еще хуже и целых полтора года страдала от совершенно непонятных безпрерывных болей уже совсем другого рода. Решили осмотреть ее под хлороформом и только тогда вынули вату, насыщенную песком с колючками. В итоге болезнь настолько запустили, что Мария Феодоровна не имела возможности даже двигаться на своем дощатом одре.

От такого состояния на ее теле начали появляться пролежни, иногда настолько глубокие, что обнажались кости. Лечению они не поддавались. Дошло до того, что в ранах завелись черви, которые, по выражению самой больной, «точили» ее. Их было такое множество, что она буквально выгребала их. Мария Феодоровна предалась воле Божией. Неожиданно среди ее посетителей оказалась женщина, посоветовавшая мазать пролежни составом из простых медицинских средств. Мария Феодоровна начала применять мазь. Быстро и безследно исчезли черви, а потом и затянулись раны. «У нас ведь Доктор – только там», – показывала страдалица на небо, давая этим понять, что, ежели не умудрит Господь врача, то и он не сможет помочь.

Обострения болезни случались то через несколько месяцев, то через месяц, а то и через неделю, одно за другим, продолжительностью в день, два, три… В первой половине своего страдальческого жития Мария Феодоровна могла еще ложиться на левый бок, а последние 25 лет пролежала на спине, изредка поворачиваясь на правую сторону.

Пища ее должна была состоять лишь из пресного и сладкого, да и в этом дозволялось немногое. Мария Феодоровна не только никогда не насыщалась, но и ела реже и меньше, чем требовалось для утоления голода, а в периоды обострения отказывалась и от этой малости.

Тяжкий недуг наложил печать и на внешний ее облик, так описанный современником: «Худенькое, хрупкое тело. Под чудной сединой – красиво очерченный лоб. Впалые виски с темным оттенком – следы страданий. Острые черты лица. Тонкие безкровные губы. И – украшение всего лица – большие, вдумчивые глаза. Только в глубоких, глубоких впадинах. Кругом сплошные темные пятна – опять следы страданий. Руки – слабые, страшно исхудалые. Пальцы – костяшками. Нежная, просвечивающая кожа. Каждая жилка на счету. И вся – безпомощная, немощная».

Однако Христова мученица не унывала. «Летом, – говорила она, – я иногда открываю окно и думаю: Боже мой, люди могут еще роптать, сетовать на Бога, а между тем, какими огромными благами они пользуются. Они могут ходить, сидеть, видеть небо, природу, дышать свежим воздухом... У меня все отнято, но я не сетую, я благодарю Бога».

Всецелую преданность Господу Мария Феодоровна соединяла с горячей молитвой. В ее молитву верили безусловно. К ней прибегали и знатные, и простые. Ее обещание помолиться, растворенное всегда внимательным и ласковым приемом, было верным залогом радости и надежды на лучшее. Верили, что если Мария Феодоровна приняла к себе, приласкала, обещала помолиться, то Господь не откажет верной рабе Своей. Бывало, конечно, что просимое не исполнялось. В этих случаях праведница с благоговением и осторожностью увещевала, что не услышана молитва потому, что прошение не сообразно со всеблагой волей Божией.

А молитв Марии Феодоровны просило такое множество лиц, что скоро синодик ее возрос до 2500 имен живых и усопших, которые она во время молитвы поминала не по списку, а наизусть. Это казалось совершенно непонятным и невероятным! Изумительная память Марии Феодоровны проявлялась и в том, что она всегда знала имена всех, когда-либо бывавших у нее, да и не их одних, а и их родственников, за коих ее просили молиться, поэтому, когда кто-либо из них приходил, то всех удивляло, что она сразу спрашивала о родных посетителя, называя каждого по имени и отчеству.

Смирение было отличительной чертой Марии Феодоровны. Она вменяла себя в ничто. Любила, когда ей говорили что-либо на пользу. Не отвергала советов. И это – та, к которой шли за советом как изъявлением воли Божией!

Перед кончиной ее страдания усилились. Начались они с последних дней декабря 1915 года, а с 12 января 1916 года стали уже непрерывными. Появились сильнейшие боли; озноб, сопровождавшийся судорожным трясением всего тела, сменялся жаром. Пропал голос, и больная с трудом изъяснялась шепотом. От невыносимых мучений она иногда часами стонала, а то начинала метаться, конвульсивно то сжимая руки, то раскидывая их. Боль не отпускала ее ни на секунду. Еженедельно, как это делала Мария Феодоровна в течение последних двух лет, она причащалась Святых Таин, предваряя принятие Их И

поведью. В Таинстве Святого Причащения страдалица черпала силы.
6 февраля Мария Феодоровна скончалась. Два дня в Троицком храме, переполненном народом, архиерейскими служениями совершались всенощные бдения по парастасу и заупокойные Литургии. Отпевание и погребение 10 февраля совершил святитель Кирилл в сослужении сонма духовенства.

Могила праведницы в Казанской обители Тамбова почиталась православными, но в 20-е годы некрополь был уничтожен…

 

Подготовила Ксения МИРОНОВА

 

По материалам: А. Е. Памяти
Марии Феодоровны Черновой
(48 лет на одре болезни).
Тамбов, 1917; а также публикаций
тамбовских изданий начала ХХ века