Племянничек

Рисунок В. МАКЕЕВОЙ

   А вот отец Григорий не дожил до наших дней. Его засадил в тюрьму его же родной племянник, диакон Максим, с которым вместе служил отец Григорий. Ведь умирал племянничек от голода при язве смертельной. Отец Григорий спас его и пристроил к себе служить, но диакон Максим и отплатил ему за все это.
   И восстанут дети на родителей и умертвят их (Мф. 10, 21).
   Понравилось диакону Максиму обновленчество. Видите ли, он, будучи в сане диакона, захотел вторично жениться, да еще на монахине. Обновленческие «архиереи» разрешили ему это сделать. Вот диакон Максим и перешел целиком – и душой, и телом – в омут обновленчества. А еще обновленчество ему нравилось потому, что он, будучи диаконом, живя с молодой своей женой, может быть архиереем. Как ведь складно-то! И с женой спать, и архиерейскую мантию с митрой надевать! Все можно ему в новой, обновленческой вере! А самое-то главное – обновленческое духовенство никто-никто не трогал: ни правители, ни даже самые бесы (они любили обновленцев очень сильно). И вот, ловко учитывая всю эту выгодную ситуацию, диакон Максим погрузился весь в новую, «живую» церковь.
   Однажды у него со своим дядей был такой разговор:
   – Ты, дядя, – сказал диакон Максим отцу Григорию, – умный человек, а вот не учитываешь реальность вещей.
   – То есть, каких вещей? – поинтересовался дядя.
   – Да вот хотя бы обновленческих идей! Ведь они разумны и необходимы для Церкви.
   Отец Григорий подумал и сказал:
   – Видишь ли, мой дорогой племянничек, обновленчество нужно тому, кто хочет иметь пять жен и в то же время быть митрополитом.
   Диакон Максим вспыхнул. Очень уж дядя метко сказал, будто в глаз иглой кольнул.
   – Знаете, дядя, – ответил желчно диакон, – вы очень далеко отстали от жизни. Вы – фанатик узкий и эгоист. Вы не хотите видеть реальных запросов жизни. Жизнь идет неумолимо вперед, а вы хотите удержать ее движение и цепляетесь за старые обычаи Церкви.
   Отец Григорий не обиделся. Он посмотрел ясными глазами на племянника, потом задумчиво, но как-то торжественно произнес:
   – Всякое дерево, которое не насадил Отец Небесный, искоренится!
   – Посмотрим! – резко ответил племянник.
   – Именно так! – тихо сказал дядя.
   Эта беседа сильно задела Максима. Он решил мнение дяди передать своему другу по обновленчеству архимандриту Поликарпу.
   Тот поставил Максиму выбор: одно из двух – или дядя, или три тысячи рублей.
   Конечно, диакон Максим как идеальный обновленец выбрал последнее. Он написал на своего родного дядю вескую клевету, вплоть до того, что будто отец Григорий Иванов – бывший дезертир Красной Армии, что он работал с белыми за одно, и много небывалого написал племянничек на своего дядю.
   Когда отец Григорий узнал обо всем этом, он нисколько не смутился. Хотя ему и жалко было оставлять свою старушку Анну Петровну, однако он и ее поручил воле Божией.
   Прощаясь со своим племянником диаконом Максимом (его возвели уже в «протоиереи»), отец Григорий сказал ему:
   – Ну, прощай, мой родной, да помни, что у тебя никогда не было дяди, тридцать серебреников для тебя дороже Самого Христа.
   Нет, отец Григорий больше не вернулся в свой приход. Зато дело его восторжествовало. И хотя его племянничек Максим и достиг «епископского» сана, но сидеть на кафедре архиерейской ему не довелось. Очень уж наш русский народ чуткий, особенно эти бабы – фанатички. Устроили же они «епископу» Максиму встречу.
   Когда он, высоко подняв свою головушку, шествовал на первую архиерейскую службу, кто-то в толпе подставил ему ножку... «Епископ» Максим был грузный телом, он упал, как пласт, на чугунный церковный пол, ударился головой и долго не мог подняться. Потом он три месяца лежал в больнице, все бредил и говорил одно и то же: «Дядя, дядя, где ты, мой дядя?»

Архимандрит
Тихон (АГРИКОВ)
(в схиме – Пантелеимон)
По книге «С Евангелием»

НЕТ!       Нет! Нам, кажется, не передать тех ужасных, трагических чувств, какие мы пережили тогда, в период обновленчества (1918–29 годы XX столетия). Нам, очевидцам, казалось, что огромный страшный дракон выполз из здания Церкви, поднялся к самому Кресту и, обвив его своим красно-зеленоватым телом, стал царствовать над русским Православием. <...> Русский антихрист (самомитрополит Введенский) (по национальности он не был русским. – Примеч. ред.) спал со своей новой женой, а утром, после мясного завтрака, шел в собор совершать «литургию». А другой лидер обновленчества – К. – сам себя сделал архиепископом: надел шелковую мантию, белый клобук, золотую панагию и поехал в Кремль договариваться о церковных делах. Неужели Вы, русские православные люди, так скоро забыли об этом страшном времени?! (Неужели успели уже совсем забыть?) Неужели успели уже залечить свои раны, нанесенные кровавым богопротивным обновленчеством? Нет! Это невозможно! Архимандрит Тихон (АГРИКОВ)

 

Само собою разумеется, что Истина никогда не погибает, но извращенный путь ее развития в человечестве поведет к страшным бедам и потрясениям, и человечеству придется пережить много тяжких и напрасных испытаний, прежде чем снова восторжествует Истина.

Иван Сергеевич АКСАКОВ

Святая Церковь и временная церковная иерархия

   Вся беда от того, во-первых, что у нас, в обществе, понятие о «Cвятой, Cоборной и Апостольской Церкви» нередко отождествляется с понятием о временном церковном управлении, об ее официальном представительстве, – приурочиваются, так сказать, к личному, временному составу церковной иерархии.
   Во-вторых, от того, что общество привыкло к безгласности и потемкам, что дневной свет правды невольно его раздражает, и свободы оно пугается.
   Вообще, у нас в России, в деле Церкви, как и во всем, ревнивее всего охраняется благовидность, decorum, – и этим большей частью и удовлетворяется наша любовь к Церкви, наша ленивая любовь, наша ленивая вера! Мы охотно жмурим глаза и в своей детской боязни «скандала» стараемся завесить для своих собственных взоров и для взора всего мира многое, многое зло, которое, под покровом внешнего «благолепия», как рак, как ржавчина, точит и подъедает самый основной нерв нашего духовно-общественного организма.
   Конечно, преступен тот, кто ради личной потехи, кощунственно издеваясь, выставляет миру напоказ срамоту матери, но едва ли менее преступны и те, которые, видя ее срамоту, видя ее страшные язвы, не только не снедаются ревностью об ее чистоте, чести и излечении, но из ложного опасения нарушить благочестие, а в сущности, всего чаще, по лени и равнодушию, дают, почти заведомо, укорениться злу и недугам – мерзости запустения на месте святе.

АКСАКОВ И.С.
Полное собр. соч. М., 1886. Т.4. С. 42.