Я в Бога поверил на войне

 

 

 

Я в Бога поверил на войне, – рассказывал дед, – и из-за одного человека. Звали Анатолий. Он служил в нашем танковом расчете с декабря 1941-го. Механиком. Парень был с Псковщины, из городка Порхова. Он был весь спокойный, с виду неторопливый. И всегда крест на шее. Перед всяким боем он обязательно осенял себя крестным знамением.

Наш командир – Юра, яростный комсомолец, прямо видеть не мог ни крестика этого медного, ни крестного знамения.

– Ты что, из попов?! – так и налетал он на Анатолия. – И откуда вы, такие, беретесь? И как тебя только на фронт позвали? Ты же не наш человек!

Толя с обычным своим достоинством, не спеша, с расстановкой отвечал:

– Я наш, пскопской, русской, стало быть. И не из попов, а из крестьян. Верующая у меня бабушка, дай ей Бог здравия, она и воспитала в вере. А на фронте я – доброволец, ты же знаешь. Православные всегда за Отечество воевали.

Юрка кипел от злости, но придраться к Толе, кроме креста, было не за что – танкист был какой полагается. Когда в 42-м мы однажды едва не попали в окружение, помню, как Юрий нам всем сказал:

– Значит, если у немцев окажемся, всем приказ – застрелиться. Нельзя сдаваться!

Мы молчали, подавлено и напряженно, один Толя ответил, как всегда не торопясь:

– Я стреляться не могу, этого греха Господь не прощает – самоубийства, стало быть.

– А если к немцем попадешь и предателем заделаешься? – зло бросил Юрий.

– Не заделаюсь. Мы, пскопские, людишки крепкие, – ответил Толя.

Слава Богу, мы тогда избежали окружения и плена...

В начале 1944-го, в Белоруссии, несколько экипажей получили приказ идти к узловой станции, где наша пехота уже несколько часов вела бой. Там застрял немецкий состав с боеприпасами – он тянулся на подмогу крупному соединению, что пыталось отбить у нас ключевую позицию... Бой был короткий. Две наши машины сразу запылали. Наш танк обогнул их и на полном ходу шел к уже видневшейся за деревьями станции, когда что-то шарахнуло по броне, и вдруг вспыхнул огонь внутри кабины…

Танк встал. Мы с Толей выволокли самого молодого из нас, Володю, из люка, на землю опустили и отбежали с ним метров на сорок. Смотрим – мертвый. Бывает, что сразу видно...

И тут Толя кричит:

– А где командир?

И верно, нету Юрия... А танк уже горит весь, полыхает. Толя перекрестился, бросил мне:

– Прикрой! – и назад.

Когда я подбежал к танку, он уже тащил Юрку вниз. Командир был жив, его просто сильно контузило и обожгло. Он почти ничего не видел. Но именно он, услыхав вдруг скрежет, закричал:

– Братцы, поезд! Прорывается!

И вдруг мы услышали, как взревел и зарокотал наш танк... Танк горел весь, горел, как огромный факел… Немцы, увидев несущийся на них огненный смерч, подняли безпорядочную стрельбу, но остановить Т-34 уже не смогли. Полыхая пламенем, танк на полном ходу врезался в передние вагоны немецкого состава. Помню, как лопнул воздух от жуткого грохота: это стали один за другим взрываться ящики со снарядами...

В медсанбате Юрка плакал, как мальчишка, и повторял, хрипло кашляя:

– А как же Бог-то? Ему же, Тольке-то, нельзя было себя убивать. Раз он верующий! Что же теперь будет-то!

Спустя два года я приехал на Псковщину, в маленький Порхов. Я нашел небольшую церковь. Там бабушку Толи и самого Толю помнили. Тамошний старенький батюшка благословлял его перед уходом на фронт. Этому батюшке я честно, как на духу, рассказал всю Толину историю и как он погиб. Батюшка задумался, перекрестился, покачал головой. И по полному чину отпел раба Божия Анатолия, за Отечество и веру Православную убиенного. Душу свою положившего за Россию.

 

Георгий ДРОЗДОВ

Публикуется в сокращении
Источник: http://pravpiter.ru

 

 

---

 

Герои Чеченской войны

 

Продолжение. Начало см. в № 15 (39).

 

ВИНОГРАДОВ НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ
...Израненые милиционеры во главе с лейтенантом милиции Виноградовым приняли неравный бой на дороге, который длился около часа. Боевики вынуждены были подтянуть дополнительные силы. Получилось так, что несколько отважных бойцов милиции и горящая боевая машина перекрыли дорогу, не позволяя свободно передвигаться по ней боевикам, оттянули на себя часть их сил, которые при иных обстоятельствах устремились бы на Аргун, но помощь к ним прийти не успела...

 

ВОРОБЬЕВ АЛЕКСЕЙ ВЛАДИМИРОВИЧ
Двадцать девятого февраля 2000 года 6-я рота осуществляла выход для занятия выгодного рубежа на господствующих высотах, впереди шла разведгруппа из пяти человек под командованием Алексея Воробьева. Используя складки местности, нашим разведчикам удалось незаметно сблизиться с врагом и забросать его гранатами. Но этим самым группа обнаружила себя и вынуждена была срочно отходить назад, к основным силам роты. На выручку своим выступили десантники во главе с ротным командиром – майором Молодовым. Но силы во встречном бою оказались слишком неравными. Поэтому десантникам, неся раненых на плечах, пришлось возвращаться на высоту 776,0. В этом бою гвардии старший лейтенант Воробьев погиб.

 

ГАЛЛЕ АЛЕКСАНДР ФРИДРИХОВИЧ
...Фугас взорвался под левым передним колесом, и вся его сила пришлась на водителя. Теряя сознание, Александр вывел бронетранспортер в безопасное место. Ранение оказалось смертельным, он умер на руках своих товарищей. Наводчик Илынат Усманов вспоминал, что, пока билось сердце Саши, работал и двигатель бронетранспортера. Когда Саша перестал дышать, двигатель, несколько раз чихнув, заглох. Завести его больше так и не смогли...

 

ГЕРДТ АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ
Двадцать девятого февраля 2000 года гвардии ефрейтор Гердт в составе 6-й роты занимал оборону на высоте 776,0 (Шатойский район). Позиции десантников были атакованы превосходящими силами боевиков. В ходе боя А.А. Гердт проявил мужество и героизм. В этом же бою он и погиб.

 

По материалам сайта http://verdysh.narod.ru/geroi.html

Продолжение следует

 

---

 

Казачий словарь-справочник

 

Продолжение. Начало см. в № 1 (1).

 

ЕРМАК ТИМОФЕЕВИЧ – Предание говорит, что Ермак родился на берегах Камы в семье донского казака Тимофея Чигина и принадлежал к станице Качалинской. Станица Качалинская могла в то время пребывать на Каме, а прийти на Дон несколько позднее. Как член служилой станицы Ермак Тимофеевич должен был участвовать во всех военных предприятиях Ивана Грозного, начиная со взятия Казани и кончая походами на Речь Посполитую. Поэтому неудивительно, что в «Дневнике» Польского короля Стефана Батория вспоминается и его имя среди служилых казаков, у которых были: «Василий Янов – воевода донских казаков; Ермак Тимофеевич – атаман казацкий». После того, как станица Качалинская обосновалась на Дону, атаман Ермак Тимофеевич и его станичники присоединились к тем вольным казакам, которые уже давно хозяйничали на Волге. Узнав Ермака Тимофеевича ближе, увидев в нем львиное сердце и непреклонную волю прирожденного вождя, все они избрали его своим атаманом, собравшись на круг у речки Камышенки.

В 1577 году казаки, во главе с податаманами Иваном Кольцо, Богданом Барабашем и Никитою Паном, разгромили у Соснового острова на Волге нагайское посольство и обезчестили сопровождавшего его царского представителя Василия Перепелицына. Иоанн Грозный в ответ выслал на них стольника Мурашкина с крупными силами. Ермаку пришлось оставить свои стоянки. К тому же, призывали к себе на Каму местные купцы Строгановы. Казаки порешили уйти на север. На Каме они договорились со Строгановыми, которым в это время угрожало нашествие сибирских орд, и построили городок для своих семей на речке Сыльве.

Оружием и уговорами казаки замирили ближайших соседей, а во время борьбы с отдаленными племенами совершали походы и за Камень-Уральские горы. Казачья дружина не сочетала своих действий с планами царского воеводы и потому из Перми в Москву пошли жалобы на их непослушание и самоуправство. Строгановы стали ожидать царского гнева и опалы. Да и само присутствие Ермака Тимофеевича становилось им в тягость: казаки задумали далекий поход за Урал и не особенно вежливо требовали снабдить их всем необходимым. Отряд увеличился за счет «буйственных и храбрых предобрых воинов триста человек». В поход собралось 840 человек. Люди старые, больные, жены и дети должны были остаться в казачьем городке, построенном на Сыльве. Именно сюда, по словам летописи, думал вернуться отряд после похода «ко отцам своим и матерям». Связи с Доном еще не укрепились, а на Каме казаки были и раньше: за шесть лет до прихода Ермака, когда Маметкул громил Пермскую землю, летописец записал под годом 1573: «И Яков и Григорий Строгановы без указа государева своих наемных казаков из городков послать не посмели». Так что Кама оставалась своим домом.

 

 

Продолжение следует.