Книга о том, как не должно проходить
умное делание

 

Преподобный Макарий Оптинский
Портрет, XIX век

 

 

Окончание. Начало см. в № 23 (95)

 

В своей книге Н. Новиков ошибочно утверждает, что при занятиях устной молитвой впасть в прелесть легче, чем при умно-сердечной молитве. «Из сказанного ясно, – пишет он, – что опасность прельщения обычно грозит человеку прежде того, как он обретет способность к умной молитве, то есть на стадии молитвы словесной» (Меч воина. Внутренний подвиг мирянина и монаха. М., 2013. С. 72). И далее: «Когда искатель молитвы стоит на верном пути, то, при целенаправленных усилиях, молитва словесная со временем гармонично преобразуется в деятельную умно-сердечную и положение путника становится относительно безопасным» (Там же. С. 75).

Но святоотеческое учение говорит об обратном. «Держи больше устную молитву, – пишет преподобный Амвросий Оптинский, которого молитва ставила вне законов природы, – от устной молитвы никто не впадал в прелесть, а умную, сердечную молитву без наставления проходить опасно. Такая молитва требует наставления, безгневия, молчания и смиренного самоукорения во всяком неприятном случае. Поэтому безопасней держаться молитвы устной, так как мы скудны в терпении, смирении и безгневии» (Собрание писем к монашествующим).

Впрочем, Н. Новикову известно, что его мнение расходится со святоотеческим, в частности – с учением преподобного Макария Оптинского, духовного наставника старца Амвросия, которое изложено в его работе «Предостережение читающим духовные отеческие книги и желающим проходить умную Иисусову молитву». Однако он подверг разбору и критике не только труд преподобного Макария, но и наставления святителя Феофана Затворника о молитве. Этому посвящена целая глава под названием «Предостережение». От чего же Н. Новиков предостерегает своего читателя? Фактически – от следования учению Святых Отцов, опровергающему его ошибочные взгляды на молитву. Разумеется, он не может сказать об этом прямо и поэтому пытается пересказать наставления истинных молитвенников так, чтобы посеять недоверие к ним у своего читателя.

Начинает он с критики литературной стороны святоотеческих писаний: «Святые Отцы много усилий приложили к тому, чтобы предостеречь нас от опасностей и ошибок. Но духовное совершенство авторов – еще не ручательство литературного совершенства их публикаций. Какому писателю, редактору и издателю под силу избежать отдельных недочетов, естественных шероховатостей, случайных двусмысленностей?..» (Меч воина... С. 279). Можно задать тут встречный вопрос: какое значение имеет ораторское искусство или красота слога того или иного святоотеческого произведения для духовного назидания? И влияет ли малое стилистическое несовершенство духовных наставлений (имеющееся, по мнению Н. Новикова, у Святых Отцов) на наше спасение? Ответ, думается, очевиден.

Но автор идет дальше и приступает уже к богословской критике святоотеческих писаний, как бы из положения ученика становясь сподвижником Святых Отцов Церкви и даже их наставником, самонадеянно облачаясь в тогу учителя духовной жизни. «Мы, в свою очередь, попытаемся посильно помочь тем, кто приходит в недоумение, встречая по важнейшим вопросам аскетики высказывания то слишком туманные, а то противоречивые, вызывающие смущение, – пишет он. – Попробуем предостеречь читателей от растерянности, лишних колебаний и поверхностных выводов». Сначала он критикует святителя Феофана Затворника (!) за то, что при переводе отеческих трудов о молитве, чтобы оградить своих читателей от прелести, тот убрал описание механических приемов сведения ума в сердце.

Поспорив с богомудрым святителем, далее он переходит к анализу учения преподобного Макария Оптинского, святость которого засвидетельствовала Сама Пресвятая Богородица (см. Жизнеописание последнего старца Троице-Сергиевой Лавры схиархимандрита Захарии). Вначале следует краткое описание духовного делания ученика преподобного Паисия (Величковского) иеросхимонаха Афанасия (Захарова), который был первым наставником преподобного Макария Оптинского. По заповеди своего старца, всю жизнь отец Афанасий молился устной Иисусовой молитвой, не дерзая самовольно входить в сердце, и достиг таким образом, по словам преподобного Макария, глубокого смирения. Но поскольку отец Афанасий стяжал «только лишь» дар устной Иисусовой молитвы, Н. Новиков укоряет его в «приверженности исключительно внешним подвигам <…> в силу некоторых личных особенностей» (Меч воина... С. 288–289). И при этом у автора рассматриваемой книги нет и мысли о том, что если для священника и схимника духовный столп монашества преподобный Паисий счел подобающим занятие только устной молитвой, то тем более она прилична мирянам.

Разобрав таким образом духовные «оплошности» учителя преподобного Макария, Н. Новиков переходит к самому Оптинскому Старцу, которого тут же обвиняет в неумеренной осторожности в вопросах умного делания: «Своеобразие наставника повлияло на характер отца Макария, и хотя он со временем стал главным тружеником в деле издания Оптиной Пустынью литературы исихастского направления, тем не менее сохранил обостренную настороженность в вопросе доступности умного делания и держался позиций охранительных». К слову сказать, таких же «охранительных» позиций держались все преподобные Оптинские Старцы. Затем Н. Новиков упоминает разногласия между преподобными Моисеем и Макарием Оптинскими и, думая, что уже поколебал авторитет последнего и сформировал «истинное» мнение о нем, утверждает, будто и преподобный Моисей, как пустынножитель и исихаст, солидарен с ним в его «понимании» молитвенного делания. Увлекшись критикой святых, Н. Новиков приходит к тому, что делатель умно-сердечной молитвы преподобный Макарий якобы не мог уразуметь различие между молитвой деятельной и созерцательной: «<…> отец Макарий обнаруживает типичное для многих упущение – недопонимание различия между молитвой деятельного и созерцательного периодов. Этот изъян в познании аскетического учения всегда вносит путаницу» (Там же. С. 293).

Что можно на это сказать? Явно, кто-то из двух ошибается. То ли это приводивший в трепет злых духов преподобный Макарий (что маловероятно, как уже догадывается благочестивый читатель), то ли неоднократно ошибавшийся автор, Н. Новиков.

Выискивая сомнительные изъяны в аскетических познаниях Святых Отцов, Н. Новиков не замечает грубых ошибок в собственных сочинениях и работах своих единомышленников, таких, например, как матушка Фредерика Мэтьюз-Грин. На страницах своей книги Н. Новиков рекламирует эту американскую писательницу-«богослова» и ее труд об Иисусовой молитве. Выясняется, что она, будучи супругой православного священника, написала девять книг на церковно-исторические темы. «Матушка Фредерика, – сообщает Н. Новиков, – получила богословское образование, она вырастила троих детей, имеет десятерых внуков». Прекрасно, что у этой женщины большая и дружная семья, но, думается, читатель согласится, что упоминание о ней и ее книгах несколько неуместно в работе, адресованной не только мирянам, но и монашествующим. Ведь даже преподобные матери не оставляли своих писаний. Так, известные наставления святой Синклитикии не были записаны ею собственноручно, но составлялись духоносными мужами с ее слов. Может, лучше было бы матушке Фредерике подражать великим преподобным женам и не браться за темы, которых и они не дерзали касаться? Правда, по словам Н. Новикова, «последние пятнадцать лет своей жизни она посвятила занятиям Иисусовой молитвой». Но спасителен ли ее молитвенный подвиг? Увенчался ли он духовным преуспеянием в смирении, покаянии, самоосуждении? Из ее биографии видно, что нет. Рассказывать о своих занятиях Иисусовой молитвой всему миру – весьма неблагоразумно с духовной точки зрения. (Фредерика Мэтьюз-Грин – «влиятельный, популярный оратор и автор» крайне либеральной Православной Церкви в Америке. О ее духовном пути известно следующее: родившись в католической семье, в юности она увлекалась индуизмом. Закончив университет в Южной Каролине, в 1977 году получила степень магистра богословских наук в протестантской семинарии Вирджинии, принадлежащей т. н. «Епископальной церкви», в настоящее время «рукополагающей» в «епископы» и «епископши» открытых содомитов. Но, как сказано в биографии, «встреча со Христом произошла у нее позднее, уже после замужества, когда Фредерика услышала Его голос внутри себя» (http://australianlampada.com/article/sobitia/sobitia_5017.html). Думается, благоразумному читателю достаточно этих сведений, чтобы самостоятельно сделать выводы о «молитвенном подвиге» Фредерики Мэтьюз-Грин. – Примеч. ред.).

К сожалению, отсутствие сокрушенного духа в труде Н. Новикова, его уверенность в своей «духовной высоте» и «опытности» вкупе с привлечением сомнительных источников делает его книгу не пригодной для назидания православных христиан. В ней нет обещанного указания «незаблудного пути к богопознанию» (Там же. С. 6), но – только изложение авторского ошибочного видения молитвенного делания, могущее увлечь читателя на стези бесовской прелести и душевной погибели.

В заключение приведем наставление богомудрого святителя Игнатия (Брянчанинова), писания которого для наших современников являются лучшим руководством в обучении молитвенному деланию: «К преуспеянию в молитве покаяния должны стремиться все христиане; к упражнению в молитве покаяния и к преуспеянию в ней Святые Отцы приглашают всех христиан. Напротив того, они строго воспрещают преждевременное усилие взойти умом в святилище сердца для благодатной молитвы, когда эта молитва еще не дана Богом. Воспрещение сопрягается с страшною угрозою. „Умная молитва, – говорит преподобный Нил Сорский, повторяя слова преподобного Григория Синаита, – выше всех деланий, и добродетелей глава, как любовь Божия. Безстыдно и дерзостно хотящий войти к Богу и чисто беседовать с Ним, нудящийся стяжать Его в себе удобно умерщвляется бесами“ (Слово 11)» (Аскетические опыты. Т. I. О молитве Иисусовой).

 

Иеромонах
Петр (СЕМЕНОВ)