ЭЛЕКТРОННАЯ ВЕРСИЯ ГАЗЕТЫ "ПРАВОСЛАВНЫЙ КРЕСТ"
УРОКИ ИСТОРИИ АНТИМОДЕРНИЗМ СТРАНИЦА 7
СТРАНИЦЫ: || 1 || 2 || 3 || 4 || 5 || 6 || 7 || 8 || 9 || 10 || 11 || 12 || 13 || 14 || 15 || 16 ||

 

О НРАВСТВЕННОЙ ОСНОВЕ СОФИАНСТВА

 

 

Продолжение. Начало на стр. 6

 

Отсюда слова «богодухновенный», «истинный», «непогрешимый» совершенно равносильны по своему значению. Как можно, с точки зрения православного понимания, считать все, вдохновленное Святым Отцам от Духа Святаго – Духа Истины, – «не имеющим абсолютного совершенства и Божественной непогрешимости»?! Допустить такую возможность – это значит допустить крайне несообразную мысль, что от Бога может исходить нечто неистинное и погрешительное. Но от Бога исходит одно только абсолютно совершенное и непогрешительное.

Правда, из слов Карташева – «достигнутая степень раскрытия христианской доктрины и ее антично-философская оболочка – не вечны и не единственны. Церковь <...> не утратила <...> дара Духа Божия <...> непогрешительно устанавливать <...> новые формулировки прежних догматов» – видно, что такое несовершенство в данных богодухновенных источниках нашего вероучения им допускается в применении не столько к самому сему вероучению, сколько к его оболочке, т. е. к словам, в которых оно выражено.

Да, святые Василий Великий и Григорий Нисский учат, что слова, в которых выражено Божественное Откровение, составлены самим человеком, суть плод его человеческой энергии. Но тот же святой Григорий Нисский свидетельствует, что этими нашими словами говорил Сам Бог. Поэтому они не могут быть несовершенными и погрешительными (см.: Творения св. Василия Великого. Беседы на Шестоднев; Митр. Макарий. Догматическое богословие. СПб., 1868. Т. 1; Творения св. Григория Нисского. Т. 6. Против Евномия). Конечно, пророки и апостолы не были автоматами при получении Божественного Откровения, но разум их при восприятии Божественного Откровения так просвещался Духом Святым, что они, вдохновляемые Им, не могли сказать ничего несовершенного и погрешительного, даже по форме изложения.

И самая мысль, что богооткровенное учение является непогрешительным, а слова его могут быть погрешительными, – в высшей степени странная. Она допускает возможность, что от Духа Святаго одновременно сообщается человеку и непогрешительное и погрешительное, истина и ложь. Если Господь сообщает человеку Свое Откровение, то Кому, как не Богу, позаботиться о том, чтобы это Откровение не было искажено человеческими словами, неудачной, погрешительной формой нашего языка при передаче сего Откровения другим? И Он являет в данном случае это Свое попечение чрез благодатное просвещение человеческого разума. Поэтому все учение, богооткровенное и в своей сущности, и в своей оболочке, в конце концов, исходит от Духа, от Его просвещения. Вот почему апостол Петр сказал: Ни бо волею бысть когда человеком пророчество, но от Святаго Духа просвещаеми глаголаша святии Божии человецы (2 Петр. 1, 21). Все здесь от Бога (и самое учение, и внешняя форма), от просвещения человеческого разума Духом Святым. Поэтому, без всякого сомнения, и слова Божественного Писания должны почитаться нами так же богодухновенными, как и самое учение, в них содержимое, и, следовательно, абсолютно совершенными и Божественно непогрешимыми.

Но если и сам Карташев считает вместе с нами догматическое, святоотеческое учение Вселенских Соборов богодухновенным, то ему следовало бы все сказанное нами относительно внешней оболочки богооткровенного учения применить и к внешней оболочке догматического учения Вселенских Соборов и быть в данном случае со всею Православною Церковью. И это так естественно и так понятно. Церковь верует, что все догматические учения Вселенских Соборов изошли не только от Святых Отцов, но и от Духа Святаго, согласно словам апостольским: Изволися бо Святому Духу и нам (Деян. 15, 28). На этом основании нашей веры и выносились догматические учения Церкви, которая сознавала, что изволися бо Святому Духу и нам относилось и к самим этим учениям, и к словам их, и была убеждена, что не только сущность учения, но и самая оболочка, в которую облечена сия сущность, исходили от Самого Бога. Поэтому-то Вселенские Соборы смотрели на слова своих догматических учений как на слова божественно-непогрешимые, абсолютно истинные и оградили их от изменения анафемой. Вот почему преподобный Серафим Саровский как великий угодник Божий говорил: «Все, что приняла Святая Церковь на Семи Вселенских Соборах, то свято исполняй. Горе тому, кто хотя одно слово убавит или прибавит к тому, что постановила Святая Церковь на своих Вселенских Соборах».

Однако, несмотря на признание святоотеческих догматических учений Вселенских Соборов богодухновенными, Карташев допускает возможность, что их оболочка, внешняя форма, может быть несовершенна, погрешительна, и потому приходит к несостоятельной мысли. Он говорит, что «Церковь <...> не утратила присущего ей дара Духа Божия, силы и права непогрешительно устанавливать, если понадобится, и новые формулировки прежних догматов».

Прежде всего, Церковь никогда не имела, не будет иметь и не может иметь дара Духа Божия устанавливать новые формулировки прежних догматов, ибо не может Дух Божий, установивший на Вселенских Соборах вместе со Святыми Отцами те или другие догматы, после отменять и изменять их как несовершенные и погрешительные, хотя бы в их формулировках. Как мы говорили выше, это означало бы допущение нами недопустимой возможности, что от Бога может исходить нечто несовершенное и погрешительное. И, как свидетельствуют «Деяния Вселенских Соборов», догматические формулировки предшествовавших Соборов не только никогда не изменялись последующими, но подтверждались ими.

Если же прежние догматические формулировки, как исшедшие от Духа Святаго, непогрешительны, то зачем же изменять эти непогрешительные догматические формулировки на новые и также непогрешительные формулировки?

Впрочем, главная беда не в том, что Карташев высказывает несостоятельную богословскую мысль, а в том, что провозглашением возможности изменения наших догматов он колеблет церковный авторитет. Правда, он делает заявление, что «православно-церковная наука отправляется от истин, имеющих для нее обязательность абсолютную, от истин Божественного Откровения, не подлежащих ни отмене, ни изменениям» (Там же. С. 27). Но ведь догматы по своей сущности представляют собой те же самые богооткровенные истины, а по своей формулировке являются установлением Святаго Духа. Следовательно, настоящее заявление Карташева уничтожается его же собственными словами, в которых он высказывает мысль о возможности изменять наши догматы. И ни в какой мере это заявление не ослабляет всего вреда, который заложен, как в своем корне, в данной его мысли. Последняя, говоря об изменении догматов Православной Церкви, тем самым расшатывает фундамент ее, уничтожает значение догматов как Божественного, непогрешимого для нас авторитета и спасительного руководства и разрушает то, в чем мы полагаем свое Православие, чем мы отличаемся от всех иноверцев и что является для нас критерием истины…

И все это допускается Карташевым во имя свободы научно-богословских исследований. В итоге богословия Карташева получается, что богословская наука есть нечто более высокое, чем церковный авторитет, выраженный в догматических учениях наших Вселенских Соборов. Здесь Карташев сливается с отцом Булгаковым, с нравственной основой его софианства, с тою лишь разницей, что последний выше церковного авторитета ставит свое собственное софианское учение, а первый – авторитет науки вообще; отец Булгаков уже допустил изменение догматов, а Карташев допускает только возможность изменения «прежних догматов».

 

Примечания:

1 Учение о Софии, Премудрости Божией, основывается на нетрадиционном понимании встречающегося в библейских текстах слова «премудрость». Согласно этому пониманию, София есть некая «четвертая ипостась», отличная Сына Божия и Святаго Духа. Указом Московской Патриархии от 7 сентября 1935 года софианское учение признано неправославным.

2 Публикуемая работа представляет собой доклад на Втором всезарубежном соборе РПЦЗ 1938 года в Сремских Карловцах (Югославия). После революции 1917 года, оказавшись в эмиграции, святитель Серафим состоял в РПЦЗ. Но в отличие от многих других зарубежных архиереев, в 1930-е годы митрополитом Сергием (Страгородским) запрещенных в служении, он никогда не подвергался каноническим прещениям и в 1945 году вошел в состав Московской Патриархии.

О взглядах святого на взаимоотношения РПЦ и РПЦЗ свидетельствует, в частности, его письмо Карловацкому Синоду от 1926 года по вопросу дарования автокефалии Польской Православной Церкви: «Мы почитаем единственно компетентной властью признавать и благословлять автокефалию <…> Высшую церковную власть Русской Поместной Церкви в лице Московского Патриарха и Всероссийского Поместного Собора. Решать же такой коренной вопрос, касающийся всей Русской Церкви, некомпетентна Высшая церковная власть заграницей даже в лице Заграничного Собора епископов, как власть временная, вызванная к жизни лишь чрезвычайными обстоятельствами для неотложных текущих церковных нужд. Всякое постановление Высшей церковной Русской заграничной власти, превышающее ее естественную компетенцию, а тем более идущее вразрез с ясно выраженной волей Московского Патриарха, свидетельствовало бы о непризнании ею высшей власти Московского Патриарха, каковое положение мы не могли бы ни принять, ни признать юридически действительным» (ГАРФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 77. Л. 4–4 об.).

3 Протоиерей Сергий Булгаков (1871–1944) – религиозный философ и богослов-модернист.

4 Антон Владимирович Карташев (1875–1960) – церковный историк-модернист. Во второй половине жизни частично пересмотрел свои ранние антиправославные взгляды.

 

Святитель Серафим (СОБОЛЕВ)

 

Сергиевские чтения.
М., 2005. С. 191–205.

 

Продолжение следует

 

 

СТРАНИЦЫ: || 1 || 2 || 3 || 4 || 5 || 6 || 7 || 8 || 9 || 10 || 11 || 12 || 13 || 14 || 15 || 16 ||
© ПРАВОСЛАВНЫЙ КРЕСТ. Разрешается перепечатка материалов со ссылкой на источник