«УДИВИТЕЛЬНЫЕ, ТАЛАНТЛИВЕЙШИЕ
В РОССИИ ЖИВУТ ЛЮДИ!»

 

 

 

Ровно год назад мы беседовали с православной художницей, преподавателем Калужского областного училища культуры и искусств Ларисой Константиновной Минченко (см. № 3 (51) от 1 февраля 2012 г.). Сегодня хотим представить читателям ее супруга – живописца и скульптора Минченко Станислава Константиновича.

 

– Станислав Константинович, расскажите, пожалуйста, о себе. Когда Вы начали рисовать, какое художественное образование получили?

– Род мой из простых крестьян, по матери – из Новгородской земли, по отцу – из Брянской. Семью матери во время Великой Отечественной войны эвакуировали на Брянщину, в деревню Титовка, где мама и познакомилась с отцом, вернувшимся с войны. В 1947 году родился я. А в 1949-м мы переехали в Ленинград. Однако все время летних школьных каникул, с мая по сентябрь, я проводил в деревне. Простор, поля, лошади, друзья, песни, раздолье... Зимой в городе только и ждал лета, когда вновь с ватагами мальчишек на лошадях поеду на сенокос. Деревня сыграла огромную роль в формировании меня как личности и как художника.

После седьмого класса школы ушел в ПТУ, учился на столяра-краснодеревщика. По окончании училища поступил работать на ленинградский мебельный завод № 4, что на набережной Карповки. А потом начал рисовать, записался в художественную студию. Мне тогда 20 лет было. Далее была учеба в художественном училище им. В.А. Серова (с 1968 по 1972 гг.) и, наконец, в 1975 году поступил на живописное отделение академического института живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина. Закончил его через шесть лет, а в 1985 году мы с женой и детьми переехали в Калугу.

 

– Вы работаете в реалистическом стиле. Почему для Вас он предпочтительнее других направлений и течений в изобразительном искусстве, таких как авангардизм, символизм и т.п.? Как Вы относитесь к так называемому «современному искусству»?

– Живописать – значит изображать жизнь. Первая часть слова происходит от древнеславянского «живот», то есть жизнь, живое, природное. На мой взгляд, русская реалистическая школа живописи – яркое и неисчерпаемое явление, способное противостоять тяжелейшим катаклизмам. Именно в ней находит свое спасение современный русский художник, мастерством доказывая жизнеспособность реалистического восприятия действительности как взгляда традиционного, основанного на любовании натурой, миром Божиим.

Молодые художники нередко стремятся к самовыражению через отвлеченную форму, основанную на сложном геометризме, знаковости. Считают «немодным» изображать стариков, деревенский быт, говорить о духовности нации, об истоках. Но именно эти темы традиционны для русской школы живописи, на них учились мастерству и содержательности произведений.
Так называемое «современное искусство» я не воспринимаю серьезно. С недавних пор в нашем городе раз в два года стали проводиться конкурсы-выставки «Поиск и эксперимент в искусстве», призванные, как говорили, «продемонстрировать калужанам все самое новое и оригинальное, что появилось в калужском искусстве за это время». Однажды я тоже решил поучаствовать, мне было интересно, неужели члены жюри на полном серьезе будут рассматривать откровенную ерунду, если ее представить на конкурс. Подурачился: из конфетных коробок склеил панно, абы как, наобум, наклеил на холст старые зубные щетки… Была у меня и «инсталляция» – маленький бюстик Ленина завернул в полиэтиленовый пакет, завязал его, украсил бантиком. Думал: неужели и такую дурь возьмут на выставку? И, к моему ужасу, всю эту дурь действительно рассматривали как произведения современного искусства! Получается, любой, как сейчас принято говорить, прикол, любое издевательство предлагается считать искусством. Но это же абсурд!

 

– Большинство Ваших работ, как живописных, так и скульптурных, – портреты. В чем Вы видите преимущества этого жанра?

– Осознанную цель писать портреты я не ставил, но тягу к этому жанру ощущал всегда. Так вышло, что много писал, рисовал, лепил именно их. Любил наблюдать, запоминать и зарисовывать людей с натуры. Помню, когда только начал заниматься в студии и еще карандаш не умел в руках держать, преподаватель говорил: «Рисовать не умеет, а характер уже схватывает». Интересно передавать неповторимое лицо человека, его внутреннюю жизнь, красоту. В то же время через судьбу отдельно взятых людей можно сказать о проблемах поколения.

 

– Почему чаще всего Вы пишете и лепите простых русских людей, деревенских мужчин и женщин? Чем Вас привлекают их личности, судьбы?

– Я писал и лепил тех людей, которых знал лично, в окружении которых прошло мое детство и юность, земляков. Это деревенские портреты. А среди городских – мои студенты, с которыми близко общался, готовил к поступлению в художественные учебные заведения, знакомые художники, писатели… Есть еще портрет человека, судьба которого меня поразила – Алексея Климова, ветерана боевых действий на Северном Кавказе. После тяжелого ранения его сочли умершим и привезли в госпиталь в цинковом гробу. Но он выжил, пришел к Православию, организовал и возглавил Калужскую областную общественную организации участников боевых действий в Чеченской республике, ведет активную общественную деятельность…

Почему выбираю простых русских людей? Потому что это – мои люди. И потому, что они самые красивые. У многих из них поломанные судьбы, но при этом они сохранили человеческий облик, они искренние, добрые, сердечные. И то, что им пришлось жить в таких условиях, – во многом не их вина. Со стороны государства внимания к этим людям нет, поэтому я и посвятил им свое творчество. Не богатым, которые могут заказать портреты, заплатить деньги, а простым. Эти холсты никто не купит, их можно только дарить – музеям, тем, кому это нужно…

Особенно меня привлекают женские образы, образы деревенских бабушек. Когда я был мальчишкой, они были молодыми красивыми женщинами. Но и сейчас, в старости, в них сохраняется эта красота, хотя судьбы почти у всех трагичные, о них можно писать романы. Например, тетя Маша, мать моего покойного друга Костика. Он рано умер, она его хоронила. И вырастила сына одна, без мужа. Помню, рассказывала, как одевали детей в послевоенные годы, лапоточки своими руками плели. И какие устои были в семьях, еще сохранялись с прежних времен. Отец ее, дед, маленького Костика даже на руки не брал, пока его не окрестили: «Не буду этого жидовина брать!» Так его называл. А окрестили – тогда взял: «Крещеный – христианин!»

У тети Маши была родная сестра – тетя Люба. Своих детей ей Бог не дал. Три раза выходила замуж – за инвалидов, вернувшихся с Великой Отечественной. Одного выхаживала, потом хоронила, другого… А последний был у нее вообще слепой. «Я, – говорила, – ему протянула проволочку, чтоб не заблудился, и он, держась за нее, ходил по дому и по двору, работу домашнюю делал».

У меня есть портрет тети Любы со стогом. Как-то я помогал убирать в деревне сено. Вот такой стог, как на холсте, взвалил на себя и чуть не упал. А она говорит: «Дай-ка я тебе подсоблю!» Взяла этот ворох и пошла – уверенно, твердо.

Был еще такой случай. Когда пахали землю, лошадь укусил овод. Она побежала прямо на тетю Любу, стоявшую на другом конце огорода, и плуг рассек ей живот и грудь. Она долго лежала, охала-крехала, никто уже не надеялся, что выживет. Но – оправилась и потом еще работала на земле. Когда моя жена однажды привезла ей иконки, она сказала: «Слушай, Лариска (так ее звала), у меня ведь никого нет. Я тебя очень прошу: ты, когда будешь в церкви, молись за меня, подавай за меня, за меня некому подавать». Удивительная была женщина! Удивительное все поколение тех женщин, переживших войну, все вытерпевших, выстоявших, не сломившихся физически и духовно.

А Надюша... Всю жизнь на коровнике проработала дояркой. Похоронила трагически погибшего любимого сына – Юрочку. Она писала стихи, говорила стихами. Стихи ей сами приходили. А где в деревне бумагу взять? Собирала чистые страницы из оставшихся от детей тетрадей... Но бывало – нет под рукой бумаги, когда она на огороде работала или еще где-то. Тогда брала кусок кирпича, мелок и на железке какой-нибудь записывала, чтоб не забыть, переписывала потом на листочек.

Вот такие удивительные, талантливейшие в России живут люди! А сколько у нас шахтеров и трактористов с абсолютным слухом и художественным воображением?! Тысячи!

 

– Что Вы думаете о судьбе русской деревни?

– К великому сожалению, русская деревня умирает. Когда я еду в свою деревню, от которой тоже уже почти ничего не осталось, сколько проезжаю заброшенных поселений! Раньше везде была обработанная земля, везде посевы, видно, что есть хозяин. А сейчас…

 

Окончание на стр. 7