Благовещенский храм г. Козельска,
где служил отец Рафаил.
Современный вид.
Скорби и болезни – наш удел,
в них мы, как злато в горниле,
очищаемся от всякой ежедневной
примеси греховной.
Преподобноисповедник
Рафаил (ШЕЙЧЕНКО)
|
Из жития преподобноисповедника
Рафаила (Шейченко) – память 6 / 19 июня
Иеромонах Рафаил (Родион Иванович Шейченко) происходил родом с Украины и по специальности был ветеринарным фельдшером. В Оптину Пустынь он поступил послушником 25 августа 1917 года.
Родион Иванович пришел в монастырь уже зрелым человеком, хотя, как он писал своей духовной дочери, «от дней детства, под кровом родителя своего, я всей пылкостью чистой юной души любил и жаждал святого иноческого жития. Оно было мечтой детства и усладой юности. И вот я стал у преддверия желаний моих… » Окончательное решение принять монашество пришло после трагического случая в его семье. На его глазах убили кого-то из близких, и он сам на салазках привез тело убитого домой. Видимо, это послужило последним толчком к тому, чтобы порвать с миром.
В 1923 году Оптину закрыли, а монахов выселили. Большинство, в том числе и иеродиакон Рафаил, поселились в городе Козельске и старались служить, где только возможно. В 1928 году были арестованы все оставшиеся монахи Оптиной, среди них – и отец Рафаил.
Святой провел в ссылках 21 год: первое время он отбывал срок под Москвой, в Дмитровском районе (Дмитлаг), затем 10 лет был на тяжелых работах на Баренцевом море, а потом трудился ветеринаром. Последний свой срок отец Рафаил отбывал на Соловках.
Из лагеря Преподобноисповедник вышел в середине 1940-х годов инвалидом. Приехав в Козельск, он нашел там полную разруху. Действующего храма в городе не было. Он поехал в Москву к митрополиту Крутицкому и Коломенскому Николаю (Ярушевичу), который посвятил его в иеромонахи и благословил хлопотать об открытии храма.
Отец Рафаил начал восстанавливать Благовещенский храм и был назначен его настоятелем. Но по ложному доносу старосты храма Батюшку снова арестовали и отправили в лагерь, где он отсидел еще 5 лет и 8 месяцев. Отец Рафаил, слабый и совершенно больной (ему уже было за 60 лет), сидел с уголовниками. Этот период жизни стал временем тяжелого физического и духовного труда для измученного годами заключений подвижника. «Самое тяжкое в моих условиях, – писал Батюшка, – это принудительное сожительство. Мы здесь 40–60 человек, как в улье пчелы, добавь к сему игры, ругань, споры, зависть, озлобленность и многое другое до потери человечности… Но надо смиряться, терпеть и благодарить Господа, спасающа меня, грешнаго…»
Все близкие отцу Рафаилу прихожане были убеждены, что вина в его страданиях лежит на ставшем настоятелем Сергии Шумилине (у правящих архиереев Калужской епархии не раз возникали сомнения в правомочности его священства) и бывшей старосте храма Наталье Александровне.
В письмах из лагеря отец Рафаил писал: «…чтобы получить прощение от Господа, надо самому простить. Прошу: не сердись ни на кого, а тем более на отца Сергия, как не сержусь ни на кого я, и всем все простил в самый час скорби моей, и до самой смерти буду о них молиться не яко за врагов и обидчиков, а яко о благодетелях спасения моего, – да помилует их Господь…
Поступи так же, и воцарится в душе твоей мир и покой, а в этом все счастье человеческое на земле. А то, что совершилось со мною, то это все не по хотению человеков, а по воле Божией – ко спасению моему, и этой воле Божией я покорен на все виды страданий и смерти, какова она ни будь. <…> Слава Богу за все! Без этой скорби жизнь моя была бы не полна. <...> Отцу Сергию скажи, если судит мне Господь живу быти и возвратиться, то одной милости буду просить у всего народа – быти мне сторожем святого храма Божия и дома Матери Божией – и только…»
Получив от старосты Натальи покаянное письмо, смиренный Исповедник писал: «Винить… тебя всецело в предательстве – я этого не мог допустить и в мысли…<…> Обо мне не скорби – а молись… Ничего не жалею… ничего не желаю, кроме: да укрепит меня Господь, даруя христианскую кончину живота моего… Митры и кресты драгие и славу суетную оставляю честолюбцам. Земно тебе с отцом Сергием кланяюсь, прошу прощения грехов моих вольных и невольных. Господь да простит и всех вас, спасения душам вашим даруя… »
Во всех этих тяжелых обстояниях душа становилась, как небесная птица, свободна. «Силы мои изнемогают – но не дух – и крепость моя Господь! » – писал отец Рафаил.
После возвращения из лагеря Батюшка служил в восстановленном им Благовещенском храме вторым священником.
На Троицкую родительскую субботу 1957 года он дотемна служил панихиды на кладбище, всем хотелось, чтобы именно этот смиренный Исповедник помолился за почивших сродников. И он по любви к людям никому не отказывал. Он уже привык к крайнему самоотречению – к подвигу, который совершался уже почти незаметно для него самого. Когда отец Рафаил вернулся с кладбища домой, стало ясно, что он болен воспалением легких. Через 10 дней он скончался. Когда Преподобноисповедника хоронили, то гроб с его телом двигался почти в течение всего дня до кладбища – столько народу хотело проститься со Старцем. Похоронен он был на городском кладбище города Козельска.
22 июня 2005 года по благословению Патриарха Алексия мощи преподобноисповедника Рафаила были перенесены на братское кладбище Оптиной Пустыни, а 14 июня 2007 года состоялось их обретение. Позднее, в декабре, честные останки были перенесены в Преображенский храм обители, а имя Святого включено в Собор новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания.
«Оптинский патерик»
Иди небоязненно
Святитель Феофан Затворник об исповедничестве
Кто узнал и возлюбил единую истинную веру, тот не может не свидетельствовать своей к ней преданности. От избытка сердца говорят уста (Мф. 12, 34).
Действия, в которых сие выражается, суть исповедание веры, то есть открытое, искреннее и небоязненное делом и словом показание, что содержится сия именно святая и единая истинная вера. Такое исповедание может быть и бывает двух родов: одно – всеобщее и всегдашнее, другое – особенное, являемое во время гонений. <...>
Особое исповедание веры, торжественнейшее, богоподобное, апостольское, есть исповедание в гонениях за веру вообще или за какой-либо догмат. Гонения бывали часто и возможны во всякое время. Примеры предшествовавших живописали нам и правила, как вести себя в сих случаях... Восстало гонение – молчи и пребывай в своем чине, предаваясь Господу всестроящему, молясь о силе и помощи. Чувствуешь слабость и страх, а между тем имеешь возможность укрыться, – укройся. Многие так делали. Целою Церковью удалялись в леса и горы. И Господь сказал: когда гонят в одном городе, бегите в другий (см.: там же. 10, 23). Укройтеся мало елико елико, дондеже мимоидет гнев Господень, говорит пророк (Ис. 26, 20). Взят силою и представлен на суд: не усрамися, ниже убойся, яви силу любви к исповедуемому тобою Господу, стань за Него до крови и смерти.
Но и без того, кто чувствует себя связанным нравственною силою, именно – внутренним некоторым понуждением к исповедничеству, тот, благословясь, с совета пастыря, если можно, или и без того, возвысь голос исповедания.
Сделай то же и тогда, как видишь, что те, коим следует исповедовать, слабеют, или когда бываешь в кругу тех, кои еще не поставлены в сию честь, а уже готовы по слабости отречься от истины. Многие мученики так поступали и не только спасали веровавших, но и не веровавших делали верующими.
Вообще, исповедничество открытое никак не может быть излишним, когда делается по любви, к Господу влекущей, со здравым рвением, а не буйным фанатизмом. Опасения и ограничения все в сторону...
Иди небоязненно, говори исповедание: Господь тебе Помощник. Всякий исповедник есть крепкий воин из воинства Христова. Слаб? Беги, когда есть возможность, а когда пойман, свидетельствуй, не боясь. Никак себе не должно позволить хоть для вида только сделать то, что требуют в знак отречения, ибо это то же, что отречение. Таков дух исповедничества! Его должно и всегда возгревать в себе; чтобы неготовым не застало время невзгоды, надо постоянно быть готовым страдать и умереть за имя Христово и веру святую. Это есть духовное исповедничество или сокровенное мученичество, когда бывает христианин сердцем распят, хотя телом жив.
«Начертание христианского
нравоучения»