ГОСУДАРЬ – ЭТО ТОЧКА ОПОРЫ

 

Андрей Цыганов

 

Постоянные читатели знают, что время от времени «ПК» публикует материалы православно-патриотического СМИ РИА «Катюша» (http://katyusha.org). Божией милостью, нам удалось познакомиться и побеседовать с его главным редактором, а также сопредседателем Координационного совета патриотических сил (КСПС) Санкт-Петербурга и Ленинградской области, сопредседателем Гражданского комитета возрождения науки и образования, руководителем экспертного совета Общественного уполномоченного по защите семьи, многодетным отцом Андреем Борисовичем Цыгановым.

 

– Андрей Борисович, расскажите, пожалуйста, о Вашем фронте работы – какой он, как формировался; какая общая обстановка у нас в общественной деятельности, насколько она успешно продвигается?

– Современная война отличается от всех предыдущих. Образно говоря, сейчас важно не только кто владеет танком, но и кто контролирует сознание танкиста. У каждого человека есть своя «линия фронта», границы которой определяет его совесть, вера и т. д. Я в этом плане не отличаюсь от большинства православных – разве что мы с товарищами, может быть, пытаемся занимать чуть более активную жизненную позицию в отстаивании традиционных ценностей (если хотите, ценностей Святой Руси) в общественном пространстве.

У нас в обществе очень принято надеяться на государство – мол, «им виднее», или «а что я, маленький человек, могу сделать?» Мы этим не страдаем, потому что понимаем: государство у нас вовсе никакое не православное и даже не социальное; оно живет за гранью добра и зла, вне идеологии и образа будущего (вульгарный социал-дарвинизм, реализуемый на практике нашим чиновничеством, вряд ли может претендовать на роль идеологии всего общества) – и если ничего не предпринимать, то оно благополучно потопит и нас, и себя. Но на государство в лице его отдельных представителей вполне можно влиять, тем более что большинство госслужащих – нормальные люди.

Это могут делать и одиночки, но гораздо эффективнее действовать соборно. Например, когда к вам в дом ломятся ювенальные каратели из органов опеки, пришедшие отбирать ребенка, – лучше, чтобы их встретила не одна перепуганная мамочка, а пара-тройка десятков неравнодушных людей: соседей, друзей, коллег, знакомых по приходу и т. п. – кто с видеокамерой, кто с исковым заявлением, а кто и с бейсбольной битой. И, уверяю вас, в большинстве случаев проблема с госорганами «рассосется» сама собой. Именно поэтому никакая ювенальная юстиция невозможна в Чечне и других кавказских регионах. А у нас чаще всего люди не знают, как зовут соседа по лестничной клетке, не говоря уж о том, что спокойно проходят мимо лежащего на улице человека и стараются не вмешиваться, когда кого-то бьют.

Вы спросили, где проходит наш фронт, что мы защищаем. – Все, что составляет важнейшие скрепы Русской цивилизации: Православную веру, Русский народ, семью, традиционную культуру и нашу историю, наконец, государственный суверенитет (в том числе культурный, религиозный) как условие выживания нашей цивилизации под давлением глобального сатанизма.

 

– Вы занимаетесь журналистикой много лет и были, в частности, заместителем главного редактора ИД «Коммерсант» в Санкт-Петербурге. Как получилось, что из СМИ такого уровня Вы ушли в деятельность православной общественности и вообще пришли к церковной жизни? Каким был Ваш путь?

– Мое воцерковление совпало с обучением в гуманитарной гимназии при Русском музее, потом был юридический факультет СПбГУ – тот самый, где учились и работали и Путин, и Медведев, и много других известных людей. В общем, в журналистику меня занесло относительно случайно, она никогда не была моим единственным видом деятельности, и, самое главное, я попал туда уже со сложившимся мировоззрением, которое вынуждало меня идти против потока. Не секрет, что российская журналистика вся проникнута либеральным прозападным духом. Меня защищало то, что я, как студент юрфака, а потом и юрист, работал в отделе преступности – своего рода заповеднике нормальных людей, где было много выходцев из офицерской среды, и где сама тематика предполагала наличие ответственности за свои слова. Став редактором, я столкнулся с совершенно другими «нормами» – тотальной вкусовщиной, передергиваниями и т. п., когда все Русское преподносилось как заведомо ущербное, продвигались разрушительные западные «ценности», от толерантности к секс-меньшинствам и прочим непотребствам до откровенного сатанизма вроде «коробочек с детскими ногтями» в каждой третьей театральной рецензии. Не сломаться мне помогала моя семья – моя супруга и дети, которые вдохновляли меня и продолжают вдохновлять до сих пор.

Я, со своей стороны, в меру сил, пытался корректировать информационную повестку, разбавляя ее своими темами, с которыми приходили в том числе мои знакомые по храму. Так было, например, в 2010 году, когда мы не дали Валентине Матвиенко, бывшей губернатором Петербурга, построить свалку в мемориальной зоне Синявинских высот под городом, подняв через СМИ огромное количество народа. Или – когда мы вместе с коллегами-юристами и журналистами устроили целую информационную кампанию вокруг судебных процессов против уроков секспровета (интеллектуального растления детей) в детсадах Петербурга. Благодаря этой истории я, в частности, познакомился с легендарным человеком – Любовью Ивановной Качесовой, которая когда-то выиграла первый в России суд против секспросветчиков, что в 1990-х остановило внедрение этой гадости по всей стране. Кстати, наши чиновники до сих пор не унимаются – недавно о необходимости обучать детей искусству пользоваться презервативом на уроках говорила вице-премьер Татьяна Голикова. Они просто исполняют команды заокеанских дирижеров: внедрение секспросвета, ювенальной юстиции, поощрение абортов, толерантность к гомосексулизму и прочие меры по организованной депопуляции нашего народа прямо предусмотрены протоколом Каирской конференции по народонаселению 1994 года. И возвращаясь к Любови Качесовой, скажу: неслучайно, что именно она спустя годы, когда мы в 2015 году запустили свой проект Общественного уполномоченного по защите семьи, стала первым Уполномоченным.

 

– Получается, Ваша профессиональная деятельность начала переплетаться с интересами не власть имущих заказчиков, как это часто бывает в СМИ, а с тем, что волнует простой народ? Как это происходило?

– Поток людей ко мне, как и к другим православным журналистам (например, к моему другу и замечательному телеведущему Валерию Татарову), все увеличивался. Последней каплей для коммерсантовского начальства стала история, когда я, как шеф-редактор, активно поучаствовал в кампании по юридической дискриминации пропаганды гомосексуализма. Тогда у нас в Питере уже действовал «Собор православной интеллигенции» и филиал движения «Народный собор», и я стал одним из инициаторов массового обращения к новому тогда губернатору Георгию Полтавченко о создании в городе экспертного совета по защите нравственности. Под этим обращением собирались подписи по храмам, и, возможно, это сподвигло депутата Виталия Милонова подготовить законодательную инициативу о введении административной ответственности за пропаганду гомосексуализма детям. А я в «Коммерсанте» его поддержал, что тут же подхватили другие СМИ. После этого меня отстранили от руководства, а затем и сократили мою должность. Зато с Милоновым, а также председателем питерского «Народного собора» Анатолием Артюхом мы подружились, организовали общественные слушания по антигомосексуальному закону в Законодательном собрании Петербурга и поняли, что мы – сила.

 

– В связи со всем рассказанным, что Вы думаете о состоянии людей во власти? Этот разрушительный курс – от невежественного нерадения или от циничного вредительства?

– За всех говорить, конечно, сложно. Здесь имеет место и личная нереализованность в жизни, и массовая западофилия. Зачастую эти люди – «с другой планеты», живущие по «своим» законам, за гранью добра и зла. Для них все рассчитывается в денежном эквиваленте. И это состояние у многих в определенной степени уже безнадежное. Соответственно, и методы противостояния их глупым, незаконным, вредительским действиям должны быть не нравоучительные, а конкретные и хлесткие.

Надо понимать, что власть предержащие боятся активной гражданской позиции. Поэтому и насаждаются в нашем характере сегодня толерантность, страх, индивидуализм. Господь останавливает беззаконие, но руками человеческими – т. е. нужно обязательно действовать и не молчать.

 

– Что происходило в Вашей жизни и деятельности дальше, к какой позиции и направлению Вы пришли сегодня?

– После «Коммерсанта» я вернулся к юридической практике и, конечно, более серьезно занялся общественной деятельностью. «Народный собор» в Санкт-Петербурге стал главным ужасом либералов: мы гоняли Гельмана с его мерзостными выставками; приводили в чувство директора Эрмитажа Михаила Пиотровского, который выставлял в лучшем музее мира отвратительные поделки братьев Чепмен и им подобных, выдавая это за искусство; проводили акции против концертов американской проститутки Луизы Чикконе («Мадонны») и немецких извращенцев «Рамштайн»; пикетировали детский абортарий «Ювента»; громили сектантов и помогали госструктурам выявлять НКО – иностранных агентов. Среди наших активистов нашлись хорошие юристы, и у нас ширилась юридическая практика: мы выступали в судах, представляя интересы родителей, пострадавших от ювенальной юстиции; обжаловали действия и бездействия чиновников, покрывающих иностранную агентуру и тех же гомосексуалистов; отбивались от исков и даже добились признания картин братьев Чепмен экстремистскими.

 

Окончание см. на стр. 7